Кое-что по секрету

Даймонд Люси

– Круто! – воскликнула Фрэнки, позволяя сыну отвести ее в гостиную и продемонстрировать его последнее достижение. Фергюс обожал поезда. А еще динозавров, астронавтов, животных из зоопарка, мусоровозы, белок и водяные пистолеты. Но все же поезда возглавляли этот список.

– Потом мне все расскажешь, – сказал Крэйг, и Фрэнки кивнула. – Послушай… – Он замялся. И Фрэнки повернулась к нему. – Теперь, когда ты вернулась, ты не будешь возражать, если я возьмусь за работу, чтобы наверстать? Мне нужен час или около того. А потом я приготовлю нам что-нибудь поесть. Ты не против?

– Нет, все в порядке, – сказала Фрэнки, потому что она слишком устала, чтобы заниматься чем-то еще. И мысль о том, чтобы играть

в поезда, строить мосты и станции, изображать ужас, когда Фергюс с энтузиазмом разыгрывает аварию, казалась по-настоящему успокаивающей. Что угодно, только бы отвлечься. И потом, так всегда и бывает, если в семье два самозанятых человека и один непоседливый ребенок. Час тут, двадцать минут там, чтобы все было сделано.

Крэйг был журналистом. Фрэнки прочитала о них с Фергюсом в колонке Крэйга «Папа дома» в воскресной газете еще до того, как познакомилась с ними. Крэйг начал вести беззаботную и невероятно трогательную колонку, чтобы подробно рассказать о взлетах и падениях в жизни одинокого отца и о тех испытаниях, которые выпадали на его долю. У Фергюса было не самое легкое начало жизни. Он родился с заячьей губой и первые несколько месяцев страдал от инфекции уха. У него были проблемы с кормлением, он практически не вылезал из больниц: то операция, то консультации. Понятно, что все это стало неожиданной и неприятной новостью для Крэйга и его тогдашней партнерши Джулии. У нее началась депрессия, она винила себя в проблемах Фергюса и не чувствовала связи с ребенком. Несмотря на все попытки Крэйга вести нормальную жизнь, Джулия сбежала, когда Фергюсу было всего шесть недель. Она оставила записку, что не справляется и поэтому уходит.

Крэйг остался один, недосыпающий, снедаемый тревогами о будущем сына. Он с трудом преодолел первые несколько месяцев: операция, неприятности, проблемы, но вместе с тем и радость. Сначала Крэйг описывал все это, чтобы справиться со своими сложными эмоциями. А потом предложил редактору идею еженедельной колонки, и тот его поддержал. По чистой случайности, Фрэнки, иллюстратору-фрилансеру, предложили оформлять его страницу, и так начались их отношения. Поначалу это были просто два человека, выполняющие свою работу – один писал текст, другая рисовала картинки. Но Фрэнки, как и миллионы других женщин по всей стране, быстро влюбилась в веселого, талантливого, замечательного Крэйга, так преданного своему сыну. Она с нетерпением ждала нового задания и подбадривала Крэйга, иллюстрируя каждую статью. Они встретились на рождественской вечеринке в газете и в пьяной искренности одновременно воскликнули: «Мне нравится твоя работа!» Потом они оказались в баре по соседству, где пили виски и рассказывали друг другу истории своей жизни. Спустя полгода Фрэнки переехала к Крэйгу, а когда Фергюс заговорил, он начал называть ее «мамуля», и они его не остановили. Учитывая все обстоятельства, это был счастливейший конец.

И ей этого достаточно, подумала Фрэнки, усаживаясь на ковер и слушая Фергюса, который принялся рассказывать ей о том, какую сложную дорогу построил, и выбирал, какой поезд она может взять (разумеется, самый плохой, со сломанными колесами). «Забудь о Гарри Мортимере и его изумленном лице, забудь о его жене с глазами-кинжалами, к чертям их всех», – с яростью сказала себе Фрэнки. Маленькой любящей семьи вполне достаточно. Это очень много.

А в Йоркшире все Мортимеры пытались справиться с шоком, который произвело признание Гарри. Стивен вез родителей в аэропорт. В машине стояла леденящая тишина, несмотря на его титанические усилия завязать разговор. Отец, сидевший рядом на пассажирском сиденье, казался ему незнакомцем. Как он мог так поступить с мамой?

Пола тем временем чистила картошку на ужин, и ее голова кружилась.

У нее есть сестра. Эта мысль не оставляла ее. Сводная сестра, существовавшая все это время, сестра, о которой никто в семье не знал. Как сложилась ее жизнь? Может быть, она росла, ощущая непроходящее чувство обиды на отца? И как она выглядит? Пальцы Полы задрожали, и мокрая картофелина выскользнула у нее из руки и упала на пол. Оскар, ее длинношерстная такса, мгновенно бросился за добычей.

– Нет! – сурово сказала собаке Пола, но ее голос дрогнул. Она опустилась на колени на линолеум и внезапно расплакалась. Ну почему все так ужасно? Ей хотелось, чтобы ничего этого не было, чтобы отец ничего не говорил, чтобы жизнь снова стала такой, какой она была еще день назад. – Ох, Оскар! – прорыдала она, когда пес потерял интерес к картошке и ткнулся носом ей в руку, выражая свое собачье сочувствие. – Что мы будем делать?

На другом конце города Дэйв смотрел в пространство. Мыслями он явно был далеко и время от времени озадаченно проводил рукой по волосам.

– Не могу поверить, – бормотал он. – Я просто не могу в это поверить.

Банни знала, как выглядит человек, получивший травму. Она отвела его на диван, включила радио – успокаивающее бормотание комментатора крикетного матча на минимальной громкости – и принесла Дэйву пива.

– Не волнуйся, – продолжала она повторять своим самым спокойным голосом. – Все с этим справятся. Все само собой образуется.

Джон тоже пытался свыкнуться с ситуацией. Как только Робин и дети вернулись от его тещи, он кратко пересказал жене всю историю. Но когда она начала задавать вопросы, он замкнулся и сказал, что больше не хочет об этом говорить. Его телефон все время звонил, но Джон переключил звонки на голосовую почту. Расшифровать выражение его лица было невозможно. Казалось, в доме поселился раненый лев. Он рявкал на детей, ссорившихся друг с другом, рычал при любой попытке завести разговор о пустяках. Робин не удержалась от вздоха облегчения, когда муж наконец отправился на долгую пробежку.

Но, как только он ушел, Робин поняла, насколько она сама шокирована и расстроена этой драмой. Гарри и Джини были главным двигателем машины Мортимеров, они были крепкими и надежными, давали силы всем остальным. Теперь, когда их отношения испортились, как это скажется на всей остальной семье?

В аэропорту, попрощавшись со Стивеном и поблагодарив его за то, что он их довез – он был по-настоящему отличным парнем, – Джини покатила свой чемодан к стойке регистрации, не оглянувшись назад. В ее голове звучала драматическая музыка, зловещее крещендо нарастало, пока она принимала решение.

– К сожалению, мои планы изменились, – объявила Джини сотруднику за стойкой регистрации, показывая ему билет. – Мой муж не может со мной лететь.

Гарри ахнул.

– Я? Джини! – изумленно воскликнул он.

Сотрудник авиакомпании перевел взгляд с Джини на ее мужа.

– Гм…

– Да, так неудачно получилось, – продолжала Джини. – Сейчас он вернется домой и подумает о том, что он сделал. А я полечу в отпуск одна. – Гарри открыл было рот, но жена с неожиданной яростью добавила, тыча в него пальцем: – Не смей говорить ни слова. Ни единого слова.

Сотрудник за стойкой снова перевел взгляд с Джини на Гарри, на его лице читалось явное непонимание.

– Ладно, – сказал он после долгого молчания. – То есть я регистрирую на рейс только одного пассажира, так?

– Да, все верно, только вот этого. – Джини передала ему свой паспорт, потом повернулась к мужу. – Увидимся через неделю, – холодно сказала она. – Если я решу вернуться.

– Джини, – запротестовал Гарри. – Прошу тебя. Нам нужно поговорить. Это же наш второй медовый месяц!