Кое-что по случаю

Чейз Джеймс Хедли

– Кое-что ты об этом знала, но кое-что я от тебя утаил. Возможно, теперь, когда прошло значительное время, у тебя возникают вопросы, на которые ты хотела бы получить ответ. Например, почему я пригласил Рода стать моим партнером.

Он немного помолчал:

– Тебе, конечно, хочется об этом знать, моя дорогая?

Головка Люси была опущена, а голос прозвучал тускло и неубедительно:

– Да, конечно. Продолжай, папа.

– Когда три года назад я пригласил Рода стать моим партнером, это было вызвано крайней необходимостью. Мне нужны были деньги.

Он умолк и с враждебностью взглянул на Кэлворта, видя в нем человека, подвергающего сомнению его честное имя.

– Вопрос состоял не в том, чтобы не

покупать картины… Я покупал много, но покупал больше, чем продавал. Расходы стали резко превышать доходы. Не все, что я покупал, было выгодным помещением капитала, образовалась диспропорция в движении денежных средств. Причина была не в моей неопытности или неудачах, а в моей личной приверженности к искусству, в моем меценатстве. Некоторые назовут это щедростью, другие назовут это плохим, убыточным бизнесом. Я всегда охотно предоставлял выставочные залы в галерее художникам, которым сочувствовал и которым хотел помочь… Даже больше – просто покупал их картины, чего бы не сделал ни один из моих коллег… Например, Фрэнк Лазарус. Я настойчиво выставляю его в течение десяти последних лет и ничего, кроме убытков, на этом не имею… Короче говоря, у меня все было забито картинами, которые не продавались. Деньги катастрофически иссякали, нужен был новый источник средств. Для этого я и пригласил Рода с его капиталом. После этого наше финансовое положение улучшилось и удалось скопить некоторые оборотные средства…

Он замолчал и задумался.

– Но, конечно, – продолжал он, – до приобретения таких шедевров, как де Гроот, было далеко.

Он опять задумался и неохотно продолжал:

– Должен признаться, что новая ситуация, сложившаяся в галерее, где я уже не был единственным владельцем, не всегда была мне по душе. Она связывала меня. Естественно, Род, как партнер и инвеститор, имел равные права в деле управления галереей. Но разница между нами в том, что он чистый коммерсант с ног до головы, а я люблю искусство. Оно волнует меня, его ничуть. Иногда я пытался избавиться от узды, которую он накидывал на меня. Известным образом в покупке картин де Гроота виноват он сам. Он так долго сковывал мою волю, что я почувствовал необходимость разорвать эти путы, освободиться и совершить какой-нибудь необдуманный и неразумный в финансовом отношении поступок, чтобы самоутвердиться и потрафить своему желанию. И тут подвернулась эта поездка в Европу, за три тысячи миль от всевидящего ока Рода… Я был вроде жеребенка, с которого сняли уздечку. Соблазн был очень велик, и я не устоял. Когда вернулся в Штаты и рассказал Роду о покупке, он пришел в бешенство. Я это предвидел. Нужных средств у нас не оказалось, и достать их было неоткуда… Работая более или менее в обстановке скрытности, мы хотели быстро найти богатых покупателей на эти картины и расплатиться с Ван дер Боглем, но сделать это не удалось. Все стали слишком осторожными, а для того, чтобы провернуть это дело, требовалось много времени. Тогда мы решили обратиться к другому коммерсанту, который мог оказаться более удачливым, у которого мог быть более широкий круг связей.

– К Россу Леонетти? – произнес спокойно Кэлворт.

Это высказывание явилось полной неожиданностью для Бостона.

– Нет, нет… Почему вы так решили?

– Неважно, продолжайте.

Бостон пристально посмотрел на него и продолжал:

– Тем временем прибыл Ван дер Богль. Он потребовал уплаты в срок, в противном случае настаивал на возвращении картин… Я нисколько не преувеличу, если скажу, что он буквально преследовал нас на каждом шагу, торопил, не скупился на угрозы. Меня все это сильно травмировало, и я не видел ничего другого, как разорвать сделку и вернуть картины. Но в этот момент Род вдруг круто изменил позицию. Он сказал, что достанет деньги, но не сказал, где и каким образом.

– По-видимому, в это время и появился Плейер? – вставил Кэлворт.

– Именно

так. Он приехал откуда-то с Запада, где был менеджером в каком-то виде спорта, насколько я припоминаю. Вы ведь знаете – он двоюродный брат Эда.

– И вы решили, что Плейер тот человек, с которым Род связывает получение четверти миллиона долларов?

– Нет. В то время я не имел ни малейшего представления, что он собирается… – он замолчал и опустил глаза, а затем решительно взглянул на Люси. – Если бы я в то время знал, что они собираются предпринять, то решительно воспротивился бы и не допустил этого…

Люси не спускала глаз с отца.

– Значит, все это правда: смерть Ван дер Богля и случай с Гастингсом? – лицо ее было белее бумаги.

Бостон не смотрел на нее. Лицо его посерело и вытянулось.

– Да, но тогда я ничего не знал. Ничего.

– Вы узнали обо всем лишь после разговора с Гастингсом сегодня в госпитале?

– Именно так, увы, – почти беззвучно прошептал Бостон.

– Теперь другое. Где же вы провели весь день?

– После того, как я ушел из госпиталя, я пошел на пирс встретить прибывающий из Европы теплоход. На нем прибыли эксперт и представитель Нидерландов с целью выяснения достоверности продажи картин де Гроота. Я считал, что это не отнимет у меня много времени, но таможенный досмотр сейчас такой сложный и продолжительный. – Он умолк.

– Ну и что же? – спросил Кэлворт.

– После этого я вернулся с ними в отель… Люси, конечно, сильно волновалась… Извини меня, дорогая.

Люси пробормотала что-то нечленораздельное и посмотрела на свои сложенные на коленях руки.

– Вы понимаете, надеюсь, зачем приехали представители голландского правительства?

Кэлворт утвердительно кивнул головой.

– По-видимому, они хотят вернуть картины в Голландию?

– Совершенно верно. После гибели Ван дер Богля я уступил Роду, и мы решили присвоить расписку. Конечно, это было низко и бесчестно. И когда Род предложил совершить подлог – подделать подпись… – Он беспомощно развел руками. – Но это было необходимо сделать. У нас совсем не было денег… Впрочем, это, конечно, не причина… Оправдания содеянному нет. Что касается меня, то тут все смешалось. Тут и страсть, и… впрочем, вам этого не понять. Это непередаваемая одержимость.

– Я все могу понять, пока дело не доходит до преступления и подлога. Тут мое понимание пасует.

И без того красное лицо Бостона стало багровым.

– Я уже говорил, что это нельзя ни простить, ни оправдать, тем более что сегодня я узнал, что у Ван дер Богля есть наследники, но в то время я этого не знал. Всем заправлял Род. Я предпочитал не вникать в то, что было бесчестно и позорно.

Он замолчал и, наклонившись, положил руку на плечо Люси.

Она сидела не двигаясь, уставившись в одну точку перед собой.

– В основном это все, мистер Кэлворт.

Кэлворт кивнул и повернулся в сторону Люси.

Медленно подняв голову, она пристально посмотрела в глаза Кэлворту.

Если объяснения отца ее и расстроили, если она рассчитывала услышать что-нибудь, что могло бы его оправдать, то она ничем не выразила своего разочарования.

Кэлворту, в свою очередь, было ясно, как, впрочем, и ей, что Бостон не привел ни малейшего вразумительного объяснения, никакого доказательства своего пассивного участия в этом мошенничестве…

В отличие от него, она еще не знала, что Бостон лгал, когда говорил, что был у Гастингса в госпитале… Смысл этой лжи до конца еще не был ясен, но в ней могла быть и суть его причастности к вышеописанным событиям.

– Мне не хотелось бы предстать перед вами в роли кающегося грешника… Я надеюсь, что сумел убедить вас, что не знал о содеянном насилии. Скажу еще одно и попрошу мне верить: если бы все это не было так неприятно и опасно для меня, я давно бы передал все дело в руки полиции.