Коэффициент интеллекта (сборник)
Шрифт:
Вдруг из темноты на аллею выступили двое мужчин в униформе охранников «Долины Радости», один из них взвалил на плечо ребенка, и, грубо толкая в спину едва держащегося на ногах бедолагу, охранники погнали его назад по аллее.
Эгон счел за благо вернуться.
Происшествие было непонятное и пугающее, поэтому он подошел к сидевшей за стойкой дежурной сестре и рассказал о том, что только что видел. Медсестра, казалось, не удивилась. Она подняла трубку и сказала кому-то несколько слов, потом с ласковой улыбкой сообщила:
– Не волнуйтесь,
– Но…
– Счастливого Нового года! Разве вы не со всеми? – перебила его сестра. – В главном холле корпуса «А» сегодня большой праздничный вечер, идите, не пожалеете! – и она скрылась в подсобке.
Эгон и позабыл, что сегодня Новый год! Сначала он хотел спрятаться у себя в комнате, но потом передумал.
«Долина Радости» имела несколько корпусов, и корпус «А» располагался в старом сосновом бору. Его красивое здание в классическом стиле все сияло огнями, изнутри доносился гул голосов и музыка. Играл оркестр. Люди по одному и парами шли из других корпусов, чтобы присоединиться к празднику. В дверях Эгона кто-то крепко толкнул сзади, да так, что он от неожиданности сел… прямо на колени к тому самому усатому старикану, которого видел раньше.
– Саймон! – весело закричала высокая дама в мехах, обращаясь к водителю мотоколяски. – Опять ты со своими шутками! Зачем так пугать людей? – Она энергично выдернула Эгона из объятий басовито хохочущего прямо ему в ухо шутника. – Оливия! – она протянула для поцелуя руку в длинной бархатной перчатке.
Эгон узнал ее. Оливия Никади, знаменитая в прошлом модельер-дизайнер. Мадам и сейчас не изменяла своей оригинальности – в свете ламп ее волосы отливали ярко-синим цветом.
Эгон попал в царство разгульной старости, которое так ненавидел. Там был весь набор: вставные челюсти, блестки на трясущихся лысых головах, оголенные плечи престарелых прелестниц, покрытые пятнами, томные танцы с костылями. Проследив за его взглядом, Оливия сказала:
– Я и сама не верю, что мне уже восемьдесят пять. И никак не могу примириться с тем, что скоро пора сдавать в утиль платье, которое служило мне столько лет. – Она провела руками по своему телу, обняла ладонями плечи, поежилась. – Но не будем о грустном, правда, Саймон?
– Не будем! Лучше выпьем шампанского! – Саймон схватил бокал и поднес его к своим пушистым усам.
– Не могу отделаться от чувства, что я вас где-то видел… – сказал ему Эгон.
– Еще бы! Лет сорок назад моя физиономия не сходила со страниц газет и журналов.
– Вернее, из раздела криминальной хроники, – уточнила Оливия Никади с улыбкой.
– Не может быть! – воскликнул Эгон, вспомнив наконец это лицо. – Вам что, удалось-таки спрятать деньги после ограбления национального банка?
Саймон захохотал.
– Вовсе нет, они схватили меня через пару месяцев, когда я наслаждался жизнью на Гавайских островах вместе с красоткой Лили! И я честно отсидел свои двадцать восемь лет.
– А
Саймон переглянулся с Оливией, потом ответил:
– У меня денег нет вообще. Я отдал себя на благо науки, пожизненно… а за это они содержат меня, кормят и лечат.
– Как это – на благо науки? – удивился Эгон. – Вместо подопытного кролика, что ли?
– Тут все такие, – сказала Оливия. – В том числе и вы. Неважно, заплачены деньги, как сделано вами и мной, или нет, как Саймоном или Делакруа, но все мы работаем на благо науки.
– Гес, между прочим, тоже, – вставил Саймон, наливая себе второй бокал шампанского.
– И Гес, конечно, – подтвердила Оливия.
– Я не понял. Что вы этим хотите сказать?!
Никади выразительно посмотрела на Эгона маленькими, темными, глубоко спрятанными в морщинах глазами. И ответила вопросом на вопрос:
– Вы уже были в «Терре»?
– Нет, иду на следующей неделе.
– Вот когда сходите, тогда и поговорим. А теперь позвольте вам представить господина Делакруа, вот он как раз идет сюда…
Эгон лежал в постели и смотрел на падающий за окнами снег. Зима развлекалась сверкающими искрами снежинок, пуская их с небес бесконечным потоком. За последнее время произошло много интересных событий, которые Эгон по своей привычке собирал воедино, чтобы создать более-менее цельную картину. Но пока у него ничего не получалось.
Он часто слушал свой граммофон, перебирал памятные вещи, хранящиеся в большой резной шкатулке черного дерева, и разглядывал панно, собранное им из газетных вырезок и фотографий.
Эгон с тоской смотрел в сторону города, где ждал его автобан, на котором водители неоднократно видели Терезу и Бэна, а ему так ни разу и не удалось их встретить. Многие годы он ходит к автобану, но они как будто специально избегали его.
Эгон вспомнил о посещении «Терры», куда его отвезла Меган на радужном мини-каре. Он был поражен масштабами центра. Казалось, что за его высокими заборами скрывается целый завод. Главный корпус «Терры» был представлен шестиэтажным зданием в виде усеченного конуса. Получив пропуска на входе, Эгон с медсестрой добрались до заветной двери, куда он зашел один, а Меган осталась ждать в коридоре.
Внутри он обнаружил просторный зал, заставленный аппаратурой, не похожей на обычные медицинские приборы, и трех человек в голубых халатах – двух мужчин и женщину, сидящих за столом, как члены какой-нибудь комиссии. У господина Майера даже заныло под ложечкой, как в далекие студенческие годы. Правда, члены комиссии были добры к старику, они всего лишь подвергли его трехчасовому допросу, предварительно опутав тело проводами с датчиками и отслеживая реакцию на мониторах. При этом троица обменивалась короткими фразами, смысла которых он так и не понял.