Когда боги глухи
Шрифт:
– Уж не завел ли ты другую?
Вадим взглянул на него, деланно рассмеялся:
– А что, заметно?
– Слушай, Вадька, я ведь тоже… того… по уши!
– Ты изменил Лиде? – вытаращил на него глаза Вадим. – Брось ты меня разыгрывать!
Уж кто-кто, а Павел в его представлении не способен был изменить своей жене. Он хорошо помнил тот давнишний разговор, когда друг заявил, что у него на всю жизнь будет только одна женщина. Ведь из_за Лиды – так считал Вадим – он после университета приехал в Андреевку, а ведь мог преподавать в любом большом городе, и не в какой-то захудалой
– Наверное, такая уж наша абросимовская порода, – вздохнул Павел.
– Порода наша хорошая, – заметил Вадим. – Бабушка всю жизнь прожила с дедом, а ведь он был вспыльчив, горяч и вон на соседку через забор поглядывал… Мать рассказывала, что Ефимья Андреевна никогда ни в чем не упрекала деда. Мудрая была у нас с тобой, Паша, бабушка.
– Она научила меня природу любить, – вспомнил Павел. – Мы с ней все окрестные леса исходили вдоль и поперек.
– Могла дождь за три дня предсказать, знала, какая будет зима или лето… И ведь никогда не ошибалась.
– И никаких книг не читала, расписаться не умела, а даже грамотей дед признавал ее ум и мудрость, – сказал Павел. – Теперь и людей-то таких почти не осталось.
– Времена меняются – меняются и люди, – подытожил Вадим. – Расскажи, что у тебя стряслось.
Павел ничего не утаил от друга, даже поведал про свой странный разговор с Иваном Широковым. Ингу Васильевну перед началом учебного года он уговорил уехать из Андреевки, а на душе теперь кошки скребут: надо ли было это делать? Может, лучше было бы вдвоем уехать?
Но он размахнулся кирпичную школу строить с мастерскими, спортзалом, теннисным кортом… А если бы уехал отсюда, все к черту остановилось бы… Нет Ольминой, а он день и ночь думает о ней, специально ездит в Климово и звонит оттуда по междугородному в Рыбинск, где она теперь преподает математику…
– А Лида догадывается? – поинтересовался Вадим.
– Она святая, – торжественно провозгласил Павел. – По-моему, она вообще не умеет ревновать. Верит в меня, как в бога, и от этого, Вадя, еще горше на душе. Работает секретарем в поселковом Совете, все успевает по дому. Люди ее уважают. Легкий она человек, ее, как птицу, грех обидеть…
– У меня все иначе, – заметил Вадим.
– Вот как? А я думал, у всех одинаково, – бросил на него насмешливый взгляд Павел.
– Почему у нас с тобой все не так? – раздумчиво сказал Вадим. – Посмотри, как прожили свою жизнь Дерюгины, Супроновичи, мой отчим с матерью. Для них семья – это все! Почему мы не такие?
– А может, женщины стали другими?
– Что-то, безусловно, изменилось, а вот что? Я пока еще не понял, – признался Вадим. – Ковыряюсь в себе, других… Изменилась, Паша, современная семья, другой стала: непрочной, малодетной… Сколько разводов кругом! И женщины не очень-то теперь держатся за своих мужей. А которая и разведется, так не спешит снова замуж: мол, хватит, наелась!
– Лида хорошая, у нас дети, но люблю-то я Ингу, Вадим!
– А она тебя любит?
Павел будто налетел на столб.
– Об этом я, честно говоря, не думал, – выговорил он.
– А ты подумай, – посоветовал Вадим. – Я, кажется, вообще перестал верить в любовь.
– Я просто не задумывался об этом, –
– Лида виновата… – усмехнулся Вадим. – На себя долго мы сердиться не умеем, обязательно на стороне надо найти виноватого!
– Хоть убей, не чувствую я себя виноватым! – горячо воскликнул Павел. – Не встретил бы я Ингу, не знал бы, что способен на безрассудство! Умом то я понимаю, что поступаю безнравственно, подло по отношению к жене, детям… Да что говорить! Она уехала, а я тут места себе не нахожу. Было хорошо, а стало плохо! И кому от этого теперь лучше? Ведь мы расстались потому, что люди нас могут осудить, а ведь люди и состоят из таких, как я, ты, Лида, Инга…
– Ты забыл про Ивана Широкова, – напомнил Вадим.
– Кто он? Друг или враг? – снова понурился Павел. – Ворвался в мою жизнь, стыдить стал… Да дело не во мне – Лиду он любит.
– Ты ведь отбил ее у него, – заметил Вадим. – Мы тут с тобой толкуем, что любовь зачахла, а Иван Широков? Прошло столько лет, а он любит! Замужнюю, с детьми! И борется за счастье своей любимой.
Вышла Лида на крыльцо и сказала, что Вадиму постелено в комнате, где спят дети; если хотят, пусть идут в дом, самовар готов, стол накрыт…
– Ей-богу, мне нравится твоя Лида, – улыбнулся Вадим.
– Чужие жены всем нравятся, – хлопнул приятеля по плечу мощной рукой Павел.
– Слышал такую поговорку: от добра добра не ищут?
– Я знаю другую, – горько усмехнулся Павел. – Черного кобеля не отмоешь добела… Ты на свой счет не принимай, это я про себя!
– Чего уж там! – откликнулся Вадим. – Это и ко мне подходит.
– Расскажу я все Лиде, – сказал Павел. – Может, легче станет.
– Кому? Тебе или Лиде?
– Выход-то должен быть какой-нибудь?
– Помнишь, бабушка говорила: «Любовь – кольцо, а у кольца нет конца».
2
Дмитрий Андреевич осторожно вел «газик» по лесной ухабистой дороге, длинные метелки конского щавеля хлестали по днищу. Редко по этой дороге ездят машины – широкая колея чуть заметна, ее засыпали сучки, желтые сосновые иголки, нет-нет впереди блеснет лужа. Взлетали с обочины и пропадали в густом ельнике тетерева. Один раз дорогу перемахнул крупный русак.
Секретарь райкома был в колхозе «Рассвет» и оттуда решил завернуть на кордон к старому приятелю, лесничему Алексею Евдокимовичу Офицерову, который вот уже десять лет как поселился на берегу большого озера Белое. В семи километрах от дома лесника находится Климовский детский дом, его еще называют Белозерским, – тот самый, который создал на бывшей княжеской усадьбе Дмитрий Андреевич. Может, на моторке сгоняют туда к Ухину – директору детдома. На машине тоже можно проехать, но очень уж хочется на лодке прокатиться по спокойному синему озеру с островами и загубинами.