Когда герцог вернется
Шрифт:
Вильерс будет ей полезен. Они с Элайджей были друзьями детства, а теперь стали чужими людьми. Хорошо. Она воспользуется им. Воспользуется любым мужчиной в Лондоне, который пригласит ее потанцевать, если это вызовет приступ ревности в благородном сердце ее мужа. Но не ревность способна сделать это. Все дело в ней самой, это она может быть более остроумной, более прекрасной и желанной, чем когда бы то ни было.
Глава 17
Вдовий дом
29
Стол поблескивал старинным серебром. Хонейдью передал Исидоре слова миссис Балок, которая пообещала, что еда будет отменной. Дворецкий мрачно намекнул на какие-то распоряжения из недавнего прошлого, но Исидора не стала больше задавать вопросов. Она пришла к выводу, что комбинация блаженного неведения и больших ожиданий — лучшая политика, когда дело касается домашних проблем.
Она надела неофициальное открытое платье из отличного шелка темно-бордового цвета. Впереди на верхней юбке был разрез; ткань по бокам от него отгибалась в стороны, открывая взору нижние юбки из почти прозрачной тафты, а уголки были подвязаны бантами из шелка цвета лесной зелени. Это было очень необычное и очаровательное одеяние, но, возможно, его лучшей чертой было глубокое декольте.
В области груди было много самой Исидоры. Она относилась к этому бесстрастно, считая, что благодаря этому некоторые корсеты под это платье просто не надеть, а в других ей будет неудобно. Но она не была слепой и замечала, с каким удовольствием мужчины глазеют на подобное изобилие. Если Козуэй окажется человеком, которого может очаровать такое количество обнаженной плоти, которое могла бы продемонстрировать хорошая дойная корова, то Исидора готова предоставить ему этот шанс.
Честно говоря, она была почти уверена, что сумеет разбудить мужскую фантазию девственника. Едва прикрытая грудь и вздымающиеся юбки, которые с виду так легко с нее снять, — это шах. Ненапудренные волосы, завитые в свободные локоны, — это два шаха. Капелька соблазнительных духов того сорта, в котором больше чистоты и невинности, чем французского обольщения, — это шах и мат.
Оказывается, те годы, когда она училась оценивать мужскую привлекательность, не прошли даром. Исидора считала вполне возможным, что на герцога, ее мужа, ее женственность подействует, как удар молнии.
Исидора не подготовилась лишь к одному — что в дверях появятся две мужские фигуры. Два девственника. Но когда они оба вошли в переднюю дверь, причем Симеон пригнул голову, опасаясь удариться о притолоку, то у его брата Годфри был такой вид, словно его поразила молния. Годфри, шедший первым, замер на месте, и Симеон ткнулся головой ему в спину.
Он открыл рот. Раздался какой-то странный звук, напоминающий кваканье лягушек в летнюю ночь.
— Добрый вечер, Симеон, — поздоровалась Исидора, делая шаг им навстречу.
У него совсем ума нет? Неужели он не догадался… Похоже, что нет. В его глазах даже не промелькнуло сожаление.
Повернувшись
— Годфри, держи спину прямо! Ты не видел герцогиню много лет, но я уверен, что ты ее помнишь.
Годфри поклонился так низко, что Исидора испугалась, что он не сможет выпрямиться.
Исидора присела в реверансе, но так неудачно, что ее бюст буквально уткнулся в нос Годфри. Его лицо побагровело, и он бросил растерянный взгляд на брата.
— Я очень рада, — произнесла Исидора и наградила Годфри доброй улыбкой, которая так и говорила: «Успокойся!»
Герцог прошел в комнату, которая вдруг стала казаться вдвое меньше. Исидора едва не упала от удивления. Все дело в том, что Симеон… мужчина. Он — самец. Очень крупный самец.
— Какая милая маленькая комнатка, — заметил он, проходя по комнате с таким видом, словно Исидоры здесь и не было.
— Да, действительно милая, — кивнула она, глядя на его плечи. Такие широкие и красивые. Если он даже не поцелует ее на ночь, решила Исидора, это послужит признаком его мужской несостоятельности.
Впрочем, нельзя исключать и ту возможность, что Симеон находит ее непривлекательной. Хотя нет. Такого быть не может.
Симеон отодвинул для нее стул, и она села, внутренне содрогнувшись. Совершенно ясно, что разработанный ею план срывается. Однако когда-то она хвалилась своей способностью спровоцировать любого мужчину на флирт. А флирт — это уже полпути к постели.
Сам герцог даже не заметит, как это происходит, а Годфри получит урок взросления.
Наклонившись вперед, Исидора улыбнулась той улыбкой, которая воспламенила половину Парижа, когда ей было двадцать лет. Разумеется, мужскую половину.
— Расскажи мне о себе, Симеон, — промурлыкала она. — У меня такое чувство, что я мало о тебе знаю. — Опыт показывал, что ни о чем мужчины не любят говорить так подробно и пространно, как о себе.
Симеон положил на колени тяжелую льняную салфетку.
— Я совсем неинтересный человек, — заявил он. — Так что я бы предпочел узнать что-нибудь о тебе. Что ты делала те годы, пока я путешествовал по Абиссинии и другим местам?
Похоже, он достойный противник. Общительный, доброжелательный, абсолютно спокойный, но смотрит на нее так, будто она его няня.
— Я путешествовала по Европе с тетей, — ответила Исидора. — Полагаю, ты помнишь об этом из моих писем? — В ее голосе прозвучала лишь еле различимая насмешка.
Лакей налил в бокалы вина, и Исидора краем глаза заметила, что Годфри пьет с чересчур большим энтузиазмом. Разве мальчики в его возрасте пьют вино? Этого Исидора не знала, потому что обычно подростки его возраста проводят время в школах. Во всяком случае, она точно не видела ни одного из них на официальных обедах.
— Думаю, большая часть твоих писем до меня не доходила, — промолвил Симеон. — Помнится, лишь однажды мой поверенный сообщил, что предпринял какое-то действие от твоего имени.