Когда герои восстают
Шрифт:
— Ты любишь ее, — продолжала она с тем легким неаполитанским акцентом, которому нельзя научить, а можно только научиться с рождения. — Ты любишь ее, но не как любовницу. Как сестру? А, нет, быть может, как любимую кузину?
Умберто моргнул, но его рот странно искривился, что подтвердило подозрения Елены.
— Я знаю, что Мирабелла боится Данте, — спокойно продолжила Елена, усаживаясь на свободный стул, скрестив ноги, свободно сцепив руки, словно она находилась в комнате для задержанных в нью-йоркской тюрьме, где допрашивала клиента, а не в подвальной комнате пыток печально известного мафиози. —
Умберто плотно сжал губы, пытаясь подавить бурлящие внутри него эмоции.
Елена вздохнула, серьезно наклонившись вперед.
— Похоже, ты не очень-то привязан к своему зрению, синьор Арно.
Взяв ее подсказку, я зажег лампу в своей руке, и шипение пламени раздалось в тихой комнате.
Умберто тяжело сглотнул.
— Моя сестра заслуживает счастья.
— Да, — легко согласилась моя женщина. — Все заслуживают. А вот возможно ли это сделать это уже другой вопрос. Ты не думал о том, что, возможно, Данте тоже не хочет жениться на твоей сестре?
— Значит, он может жениться на тебе? — прорычал он на английском с сильным акцентом. — На какой-нибудь американской шлюхе?
Елена не проронила ни слова, когда я схватил Умберто за горло и сжал, его лицо стало пухлым и красным, как перезрелый плод на виноградной лозе, который вот-вот лопнет.
— Еще одно слово против нее, и я лишу тебя глаз и яиц.
Он болезненно хрипел, когда я резко отпустил его и отступил назад.
— Дело не во мне, — спокойно продолжала Елена, будто я только что не задушил человека за оскорбление, но я видел, как сжались ее бедра, и с внезапным жаром подумал, нравится ли ей моя звериная агрессия. — Речь идет о Мирабелле. Ты хочешь, чтобы она была счастлива. Может, Данте сможет это сделать.
Умберто свирепо нахмурился и долго смотрел на нее, прежде чем что-то в его перекошенном рту слегка смягчилось. Его глаза метнулись к моим в жесте, в котором были вопросительные знаки и неохотная надежда.
— Forsa, — протянул я.
Возможно.
Я использовал край зазубренной ложки в своей руке, соскребая немного засохшей крови с ладони.
— Но этот ублюдок пытался убить меня. Я не отношусь к этому легкомысленно. Он подверг тебя опасности, боец, а это значит, что он должен быть наказан должным образом.
— Так забери его глаза, — сказала Елена, слегка пожав плечами, но в ее глазах стоял расчетливый блеск.
Я почувствовала прилив гордости, глядя на нее, сидящую чопорно, как принцессу с умом бойца, использующую свои навыки адвоката, манипулируя этим человеком, заставляя его дать нам то, что мы хотели.
Это была магия моей женщины, ее ум был таким же возбуждающим, как и ее великолепное тело.
— Подожди, — попросил Умберто. — Cazzo (пер. с итал. «блядь»). Прекрасно. Что у тебя на уме?
Елена подняла на меня глаза, между ее полными, улыбающимися губами затаилась злоба, а в серых глазах светилось доверие.
— Я уверена, что у Данте есть план.
В тот момент мне
Черт бы меня побрал.
Я никогда не был счастливым человеком.
Отец серийный психопат-убийца. Мать, которая умерла слишком рано. Родной брат, который ополчился против меня.
Большую часть своей жизни я был совершенно один, пока Торе не взял меня под свое крыло, но даже тогда у него были свои дети и заботы.
У меня никогда не было человека, который был бы полностью и с радостью моим.
Впервые в жизни мне захотелось отказаться от своего долга и зарыться в ее тепло. Трахать ее часами, пока она не набухнет и не промокнет, каждый ее сантиметр будет принадлежать каждому сантиметру меня.
Вместо этого я бросил на нее испепеляющий взгляд, обещающий, что при следующей возможности я трахну ее до беспамятства, и снова повернулся к Умберто.
— У меня есть план, — согласился я. — И если он тебе не понравится, ты сможешь узнать, каково это быть мужчиной без яиц.
Глава 8
Елена
Я была из тех маленьких девочек, которые не столько мечтали о будущем, сколько планировали его. Никто никогда не говорил мне, что я заслуживаю лучшего или что что-то близкое к этому, но у меня была глубокая убежденность в том, что если я буду упорно трудиться, то все может случиться. Я могу выбраться из вонючего ада, которым был Неаполь, переехать в цивилизованный город, такой как Лондон, Торонто или Нью-Йорк, и стать такой женщиной, о которой я читала в книгах и видела в журналах.
Это семя было посажено в плодородную почву моего сердца, но как бы я ни поливала его, как бы ни ухаживала за ним, достигая мечты за мечтой — многолетний партнер Даниэл, работа в лучшей юридической фирме, красивый дом, которым я могла бы гордиться — это семя не прорастало.
В течение многих лет я думала, что со мной что-то не так. Если мне не хватает врожденной способности быть удовлетворенной жизнью. С собой. Я была заинтригована всем, что, как мне казалось, я хотела, но не была удовлетворена ничем. Мое счастье было фасадом, который я так хорошо носила, что забыла о том, что происходит под маской.
И теперь я знала.
Я не знала, как расти, потому что оцепенела до нетерпимости. Я не позволяла себе чувствовать и переживать жизнь. Это причинило мне столько боли, что я больше не доверяла себе, что смогу это пережить. Это делало мою жизнь сносной, но пустой.
Подумать только, так долго я не знала настоящего счастья. Как глупо было думать, что я могу разделить жизнь на части и разложить их по маленьким аккуратным коробочкам на полке. Я уничтожила любую надежду на радость, убила новорожденное счастье, прежде чем оно успело отрастить ноги и встать в полный рост. Я осуждала хаос, считая его противоположностью всему, ради чего должна работать настоящая молодая женщина. Стремиться к этому.