Когда исчезает страх
Шрифт:
— Непосредственно на фронте не был, но я в тылу выполнял не менее…
— Ладно, — оборвал Жгура генерал, — не будем хвастаться тыловыми заслугами. Я спросил о фронте не для вашего унижения, а для выяснения: где же рождается психология перестраховщика? Ведь человек, рисковавший жизнью за товарищей, не позволит себе этакой выходки. А раз проштрафились, то будьте любезны разбиться в лепешку — сегодня же выясните, где теперь находится летчица и как ее побыстрей вызволить. Доложите мне в двадцать два часа. Ясно? Можете идти.
Капитан
— Не раз ломал голову и не пойму: в какие годы выросла вот этакая порода службистов. Во всех делах только себя оберегают, а на остальное им наплевать. Ни стыда, ни совести! И еще мнят себя правоверными. Возьмешь такого в оборот, а он — знай долдонит: «Виноват, исправлюсь». А в чем такой может исправиться?
И генерал грозно посмотрел на Ширвиса. Тот, не зная что ответить, смог только сказать:
— Товарищи, посылавшие меня сюда, надеялись, что я встречу людей… таких, как вы.
Генерал сморщился и недовольно покрутил головой:
— Ну вот, все впечатление о себе испортил! С лестью надо бы погодить. Я ведь не легковерная девица. Еще проверять буду: правду ли написала ваша летчица?
— Мы за нее ручаемся.
— Верю, но сам не хочу быть простофилей. Ты в гостинице остановился? Сообщи свой телефон адъютанту. Думаю, денька через два съездим в английскую зону. Не смею больше задерживать…
Генерал поднялся, пожал руку Ширвису и предупредил:
— Только сам, пожалуйста, ничего не предпринимай. Знаю я вашего брата!
В коридоре, у выхода, Ширвиса поджидал капитан Жгур. Без смущения он сказал:
— Почему мне сразу не сказали, что вы Герой Советского Союза? Мы бы все уладили и без генерала.
— А я думаю — с ним лучше.
— Для вас — может быть, а мне теперь — заслуживай доверие. Не могу ли я получить у вас хотя бы копию письма летчицы? Он ведь еще тысячу вопросов задаст. Надо подготовиться.
Копии у Ширвиса были, но он сухо ответил:
— Я все оставил у генерала. А вам советую меньше думать о своей шкуре. Уверяю, она не стоит этого.
В английскую зону Ширвис поехал с генералом и переводчиком, надев парадную форму.
По пути генерал предупредил:
— Учти, англичанам сообщено, что за летчицей приедет ее муж. Так что будь любезен вести себя соответственно. Кстати, а летчица тебя признает? Не будет отворачиваться?
— Признает. Мы с ней старые друзья.
— В переговорах, мы, конечно, намекнули: приедет-де не простой офицер, а Герой Советского Союза и кавалер высшего отличия английской королевской авиации. Это, нужно сказать, произвело впечатление: англичане сделались сговорчивей. Ты, надеюсь, не забыл надеть свой крест «Ди-эф-си»?
— Здесь он.
В английской
Когда официальные чиновники из Комиссии по репатриации, просмотрев предъявленные документы и фотографии, о чем-то доложили старику, тот поднялся, показал в улыбке ровные вставные зубы и торжественно сообщил Ширвису, что он счастлив оказать услугу герою Заполярья и рад распорядиться о передаче пострадавшей леди не властям, а в собственные руки мужа.
В лагерь для перемещенных лиц Ян поехал с переводчиком и чиновниками из комиссии.
У Ирины, не знавшей, зачем ее ведут в корпус администрации, при виде Ширвиса перехватило дыхание и закружилась голова… Хорошо, что Ян подхватил ее, иначе она бы упала.
Держа Ирину в объятиях, Ширвис осыпал поцелуями ее лицо, глаза, лоб и, прижав к себе, подумал: «Кажется, получилось неплохо. Так могут встретиться только муж с женой». Впрочем, все и без того было естественно: Яна очень обрадовала встреча с Ириной. Отстранив ее от себя, он сказал:
— Ну, покажись, какой ты стала?
Большинцова так похудела в Германии, что скорей походила на пятнадцатилетнюю девочку, нежели на женщину — мать семилетнего сына. И все же лицо почти не изменилось, лишь резкие черточки у рта несколько старили ее.
Она улыбнулась ему, и вдруг на ее щеку скатилась прозрачная слезинка, за ней вторая… Шмыгнув носом, как это делают школьницы, Ирина попыталась сдержаться, тряхнула коротко остриженными волосами и оглядела всех присутствующих блестящими, полными слез глазами…
Боясь ее вопросов, Ян схватил Ирину на руки и, как обезумевший от радости муж, унес к своей машине, посадил на заднее сиденье и негромко произнес:
— Запомни: мы для англичан — муж и жена.
— Почему Кирилл не приехал? Где он? — тревожась, спросила Ирина.
— О Кирилле потом, когда переберемся в нашу зону, — неопределенно ответил Ян и, захлопнув дверцу, поспешил в канцелярию — оформлять документы.
Оставшись одна в машине, Ирина постепенно пришла в себя. Ей все еще не верилось: неужели она у своих?
Вскоре на улице показались Ширвис и переводчик, они попрощались с англичанами и подошли к машине: переводчик сел за руль, Ян рядом с Ириной.
Не задерживаясь, они двинулись в путь, и лишь на шоссе переводчик сказал:
— Поздравляю, Ирина Михайловна, никто не ждал, что так быстро нам удастся выудить вас. Обычно англичане любят тянуть такие дела.