Когда нам семнадцать
Шрифт:
Неподалеку, в больших проволочных клетках, под кедрами жили соболи. Весной зверьки принесли приплод. Соболиные детеныши нуждались в свежей пище, и поэтому в тайге были расставлены капканы.
На второй день после приезда Вовка перезнакомился со старожилами питомника, высмотрел, где они ставят капканы, и предложил себя в помощники. «Конечно, до похода за Байкал», — предупредил он солидно. Мы с Игорем занялись мелким ремонтом лодки, шитьем палатки и пробковых спасательных поясов…
Дни, заполненные хлопотами, проходили незаметно. Утром, проснувшись, мы соскакивали с сеновала, бежали к озеру
— Скучища! — зевнул как-то раз Вовка, валяясь со мной на песке в послеобеденный час.
Набежавшая волна пощекотала его голые пятки, и Челюскинец сел, обхватив руками колени.
— Сколько дела, а тебе скука, — лениво ответил я.
— Вот именно! С утра — рыбы, днем — бурундуки. Никакой, как говорится, — Вовка тоненько сквозь зубы сплюнул, — романтики.
— Ладно, будет тебе и романтика, — вмешался в разговор Игорь.
Перед заходом солнца, когда на озере улеглось волнение, Игорь вытащил из сарая свои чудо-лыжи и стал, как тогда на Ангаре, проводить «опыты». Вовка, нахохлившись, сидел у самой воды — он о чем-то размышлял, поглядывая на медленно передвигавшегося по воде Игоря.
— Хорошо бы палочки приспособить, — наконец сказал он.
Вскоре я ушел, оставив их на берегу.
Ночью меня разбудил странный шум. Кто-то лез на сеновал, но, видимо, оборвался, поломав при падении ветхую лестницу. В темноте я разглядел Игоря. Согнувшись, он стоял на краю сеновала и махал кому-то рукой:
— Тише ты, черт! — шипел Игорь.
— Чего «тише», Когда вся шея ободрана! — ругался внизу Вовка. — Чтоб она провалилась, окаянная!
Отшвырнув обломки лестницы, он снова полез. Игорь протянул ему руку. Крадучись, как заговорщики, они проползли в угол сеновала и, прошуршав соломой, утихли.
— Как думаешь, Лешка слышал? — спустя некоторое время раздался шепоток Игоря.
— Отвяжись! У меня ухо вспухло, — буркнул Вовка, но тут же строго добавил: — Ты смотри никому не брякай!
Через несколько минут раздалось сонное храпенье обоих.
А я уснуть уже не мог. «Где они шатались столько времени? Что от меня скрывают?»…
— Что, дружба врозь? — не выдержал я, когда утром мы с Игорем ремонтировали мотор. — Куда ночью ходили?
Он виновато отвел глаза в сторону, продолжая молчать.
— Понимаю… «Не брякай»!
Игорь испуганно взглянул на меня:
— Не могу я тебе сказать, Лешка… Мне Вовка тогда язык отрежет.
Игорь торопливо помог мне оттащить в лодку мотор и шмыгнул под навес. Там уже ждал его Вовка, прибежавший из лесу. Ребята принялись что-то мастерить.
Мне было видно, как Игорь к концам двух сосновых палок приколачивал пустые консервные банки, а Вовка бегал в дом за котелком. Потом сбегал в дом Игорь и принес что-то за пазухой. Посоветовавшись, ребята берегом пошли в сторону видневшегося вдали мыса.
В котелке, который тащил Вовка, была, очевидно, недоеденная за обедом уха. Уха — им для ужина, понятно. Но для какой цели предназначались эти странные палки с набалдашниками из консервных банок?
Первым моим
Вот поросший мхом камень, можно сесть на него, раскрыть книгу. А мысли о другом… Где ты сейчас, Тоня? Я бросаюсь на траву и долго лежу, смотрю на небо.
Ветер злой и неотступный разъяренно бьет в утесы…
Что это? Откуда? Словно кто нашептал мне… Потом так же таинственно пришли слова о волнах, трясущих сединой, о звенящем стрекоте кузнечика… «Да это же стихи! Мои стихи!» — Я чуть не закричал от удивления и, нащупав в кармане огрызок карандаша, стал торопливо записывать все на полях книги.
Домой вернулся поздно. Игорь, беспокоясь, поджидал меня на кухне. Вовка тоже был здесь. Он дремал, прислонившись к печке, а лицо у него было довольное-довольное. «Наконец-то, кажется, ты нашел себе геройское дело», — подумал я и, не сказав ни слова, отправился спать. От стихов, от всех дневных волнений голова моя сделалась точно чугунная.
Прошел день, другой… Ребята по-прежнему избегали со мною встреч.
Однажды, проснувшись утром, я не нашел на сеновале ни Вовки, ни Игоря… Не оказалось их и в питомнике. Может, ушли на озеро? Я посмотрел в сторону мыса.
После шумливых ветреных дней над Байкалом поднялось ясное, тихое утро. Таинственная синева морской дали как бы рассеялась, и на светлом фоне воды и неба отчетливо выделялась линия гор противоположного берега. Точно купола парашютов, белели их снеговые вершины.
— Что, брат, красиво? — услышал я голос Виталия Львовича. Он шел по росистой траве, размахивая биноклем, и улыбался. — Вот это утро! — Профессор взял меня под руку и показал в сторону снеговых вершин: — А там сейчас буран метет, ртуть в термометрах стынет… Да, вот что, дружок, не видел ли ты мою грушу?
— Грушу? Какую грушу?
— Ну, мою, парикмахерскую, которой я одеколонюсь после бритья.
— Н-не знаю, не видел.
— А ребят?
— Тоже не видел, — признался я.
— Может, сети выбирают? — сказал профессор.
Мы направились к озеру. Но ребят не было и здесь. Невдалеке, отражаясь в воде, как в зеркале, маячили сетевые поплавки.
— Странно… — потеребил бородку Виталий Львович. — Где же они? А ну-ка, Алеша, съездим, проверим сети, — кивнул он на поплавки.
Садясь в лодку, я обратил внимание, что на берегу не было одной из шлюпок. Сторожа питомника не могли уехать в такую рань. А впрочем, кто их знает… Я молча приналег на весла.