Когда настанет время возмездия
Шрифт:
— Тогда я поеду с тобой, — я знаю, какую получу реакцию в ответ, однако говорю абсолютно решительно.
Первую секунду Алек по-настоящему удивлён, он смотрит на меня так, словно не знает, насколько я серьёзна. Поэтому, прежде чем услышу усмешку, повторяю.
— Я поеду с тобой, Алек, если ты не возьмёшь никого из парней.
Он не смеётся, на что я с большой вероятностью рассчитывала. И на что я могла отреагировать, построив из себя оскорбленную. Вместо этого он опускает взгляд вниз, начиная что-то перекладывать. Его вид становится крайне хмурым.
— Услышал, подумал и — нет.
Из
— Я не спрашиваю разрешения, Алек.
Он и секунды не думает, продолжая что-то перекладывать в багажнике.
— Я еду один, и точка.
Больше воздуха, мне требуется намного больше воздуха, чем я вдыхаю, чтобы не зарваться.
— Я не отпущу тебя одного, Алек. А вдруг что-то пойдёт не так, вдруг с тобой что-то случится, — на последнем мой голос ломается, и мне требуются все силы, чтобы не дать слабины.
Он поднимает на меня тёмный взгляд исподлобья, в глазах сверкает неподдельное раздражение, пока он с силой не захлопывает багажник.
— Вот именно поэтому ты и не поедешь со мной.
Я не узнаю его голос — стальной и холодный. Алек не смотрит больше на меня, начиная идти к водительскому сидению, и именно в этот момент я понимаю, что словесный спор проигран. Поэтому я действую импульсивно, просто распахиваю дверь и сажусь в машину. До меня доносится приглушённое рычание, за несколько секунд до того, как Алек, едва ли не вырывая, с размаху отворяет дверцу. Он наклоняется, упираясь одной рукой об крышу машины. Два цвета огненного солнца глаза пытаются вселить в меня страх.
— Лена, — цедит он по слогам, — выйди из машины.
Страшно ли мне? Было бы, не знай я, что он ничего мне сделать не сможет. Я показушно устраиваюсь на сидении по удобнее, откидывая голову на подголовник, и изображаю раздумье. Пора платить по счетам.
— Услышала, подумала и — нет.
Машину сотрясает гневом Алека, когда он захлопывает дверь, а уже через секунду отворяет мою. Но прежде, чем он успевает нагнуться, я выставляю руки в защитном жесте.
— Тебе придётся сменить много машин, прежде чем вымотаешь меня, — быстро говорю я, чтобы успеть выложить всё. — Ну, а после я просто найду другую машину, вызову такси или ещё что-нибудь, я тоже слышала координаты и уж точно разберусь, как доехать по навигатору.
Алек застыл в двадцати сантиметрах от меня, его светящиеся по ободкам радужек глаза пылают праведным гневом, однако я добилась желаемого — он услышал меня. Через секунду происходят по второму разу одни и те же действия — дверь захлопнулась, отворилась. Алек садится за руль и несколько секунд просто смотрит перед собой, прежде чем рычит знакомое:
— Невозможна…
Он жмёт педаль газа с особой жестокостью, а я отворачиваюсь к окну, чтобы скрыть маленькую улыбку. Но, возможно, она была преждевременной. Не успеваем мы отъехать и пару метров, как Алек без предупреждений и объяснений останавливает машину, а затем открывает дверцу. Выходя, он несколько раз весьма красноречиво выражается. И это только малая часть, остальную глушит закрывавшаяся дверь,
Возможно, я не донесла до Алека, насколько решителен мой настрой?
Однако я снова спешу с выводами, за раздумьями не замечаю, как Алек подобрался к машине, вижу его лишь тогда, когда он оказывается со стороны пассажирского сидения. Он многозначительно смотрит на дверь, намекая, чтобы я её открыла. В его руках высокие сапоги и тёплая куртка.
С видом «я даже и не сомневалась, что ты не уйдёшь» щелкаю замок, открываю дверь и забираю из рук Алека вещи. Он продолжает молчать, закрывает дверь и снова садится за руль.
— Если уж собралась со мной бегать по лесам, то лучше это делать не в ботинках сорок третьего размера, — говорит он и, не глядя на меня, заводит мотор.
Мои щеки чуть розовеют. Стыдно ли мне, что я не подумала о таких простых вещах? О, ещё как, особенно когда пытаешься строить из себя суперкрутую.
Где-то минут двадцать в машине стоит мёртвая тишина, пока я не решаю заговорить.
— Почему ты ему так не доверяешь?
Я не уточняю кому, но этого и не требуется. И так ожесточённое лицо Алека мигом становится ещё более напряжённым, он награждает меня тяжёлым взглядом.
— Встречный вопрос: а с чего ты ему так доверяешь?
Я хмурюсь.
— С чего…
— Ты доверяешь ему, принцесса, — перебивает Алек, не глядя в мою сторону, — и не говори мне, что это не так.
На несколько мгновений я теряюсь, то открывая, то закрывая рот. Я хочу опротестовать его утверждение, но только по тому, что это кажется правильным сейчас, а не по тому, что он заблуждается. Мой взгляд опускается на колени, мне точно стыдно произносить следующее вслух.
— Он просто… — вдох, это не так сложно говорить правду, — мне просто кажется, что ему можно доверять, вот и всё.
В ответ Алек смеётся, его смех злой и надменный.
— Очаровательна, как всегда, — едва ли не под нос себе говорит он, пока не повторяет уже для меня: — Очаровательно наивна. Неужели, после всего случившегося ты ещё не поняла, что нет того, кому можно было бы стопроцентно доверять? — Его взгляд колется, когда он смотрит на меня. — Знаешь, в одной книги по психологии я как-то прочитал, что чувство самосохранения — это самое главное, что должно присутствовать у любого живого существа, и если его нет у кого-то, то это уже не нормально. Порой, мне кажется, что у тебя оно не просто отсутствует, а что ты его сама исключила из своей жизни.
Я могу парировать ему абсолютно тем же: уж, кто-кто, а Алек Белинский точно никогда не был знаком с этим чувством, вечно первым ныряя с головой в самое дерьмо, что можно только представить. Но я не делаю этого, мне хочется показать, что мир не делится только на чёрное и белое, как он его видит.
— Я могу доверять тебе, Алек.
Я вижу, как он мгновенно смягчается, хотя и старается не дать понять мне об этом.
— Это совсем другое, — говорит он чопорно, словно если позволит себе больше, то его образ крутого парня будет потерян навсегда.