Когда настанет время возмездия
Шрифт:
Некоторое время Алек смотрит на меня, что-то анализируя.
— Ты знала, — озвучивает он вместо ответа.
И в этот момент я понимаю, что мы до сих пор так нормально и не поговорили.
Я киваю, а затем снова смотрю на колени.
— Виктор рассказал мне.
И снова это ужасное, съедающее время молчание. Я чувствую на себе внимательный взгляд Алека, пока он не садится иначе, кладя локоть на согнутую в колене ногу. Пальцы второй руки захватывают локоны моих волос, перебирая их между большим и указательным.
— Она много чего знала, принцесса. В том числе и то, где я
Когда мой недоумевающий взор обращается к Алеку, он вскидывает руку вверх.
— Не спрашивай меня, откуда. Все, что я знал, только что рассказал тебе.
И снова целью моего взгляда становятся пошарканные на коленях джинсы. Растирая друг о друга пальцы рук, пытаюсь изо всех сил собраться. А потом меня словно прорывает: я рассказываю Алеку всё, что хотела и не хотела бы вообще когда-либо озвучивать. Часть я просто не хочу вспоминать, но в какой-то момент понимаю, что это почти так же, как сорвать пластырь. Страшно, но боль длится несколько острых мгновений, пока не исчезает вместе со всеми словами. На месте остаются лишь призрачные ощущения и знания, что шрам с тобой навсегда.
Впервые Алек тих, как никогда. Он сосредоточено слушает, когда я пересказываю все разговоры с Виктором и что он поведал мне, пока его терпение не заканчивается.
— Ты — не лабораторная крыса, принцесса, — обрывает мой вывод Алек строгим, низким голосом, но большую часть жёсткости сдерживает, которую можно увидеть, стоит посмотреть в его глаза. Его взгляд вполне способен воспламенить этот дом, если бы он не контролировал то, что на самом деле испытывает. Он не просто зол. — Виктор хотел, чтобы ты сдалась таким методом. Большая часть всего даже может быть выдумана.
Я безрадостно усмехаюсь.
— Или, наоборот, лишь малая. По крайней мере, про маму он не обманул.
Алек поворачивает моё лицо за подбородок.
— Нет, Лена, — вот теперь он максимально много вкладывает в свой голос серьёзности. — Я не пытаюсь облегчить твою боль, хотя мне это хотелось бы больше всего. Я просто знаю это. У главы ордена один метод: заставить почувствовать себя беспомощным. Отсюда манипуляции близкими.
Поняв, что я уже не отвернусь, он убирает руку и пожимает плечами. Его беспечный вид держится с натяжкой: напряжённая челюсть, острые скулы, потемневшие глаза, которые даже в таком состоянии могут дарить мне столько внимания и тепла.
— Посмотри на Елая, — продолжает Алек, по-прежнему делая усилия над чувством самоконтроля, — он несёт всё подряд, ожидая момента, когда ты едва дашь слабину. Именно выбить из колеи его оружие. Причём очень мощное. А кто для него был примером почти всю жизнь?
Когда я думаю об этом, мне становится страшно. Я снова возвращаюсь к мысли, что две недели-то сделали из меня боязливого страуса, готового сутки на пролет не вытаскивать из песка головы. Что говорить про девятнадцать лет?
Несомненно, брюнет теперь для меня кумир.
За рассуждением следует ещё одна мысль: мама действительно подарила мне жизнь, далёкую от всего того, что сейчас творится в ней. Но готова ли я простить её прямо в эту секунду? Нет.
Вместо этого я вновь возвращаюсь к вопросам,
— Тебе он не нравится, — констатирую я факт.
Алек этого и скрывать не собирается.
— Он определённо не входит в число тех, к кому бы я повернулся спиной.
По каким-то причинам я не могу разделить его мнение, хотя обычно даже не подвергала бы сомнению. Елая я вижу больше как так и не повзрослевшего избалованного подростка, который лишь ищет повод развлечься «по острее». На грани. Получить максимум адреналина.
Но я не говорю этого Алеку, знаю, что сделаю только хуже, если объявлю своё стопроцентное доверие к этому парню.
— Это будет очень серьёзной проблемой, если мы согласимся и будем работать вместе. Не говоря уже о том, чтобы доверять на счёт тех данных, что он нам успел рассказать.
База. Елая назвал её точное расположение по геометкам. Его первый шаг навстречу. Но надо было видеть Алека в этот момент, он внимал информацию так, словно нам втюхивают поддельную карту, якобы способную помочь пройти по минному полю.
В ответ Алек лишь тяжело вздыхает, устало потирая веки.
— С этим мы как-нибудь разберёмся, а пока… — он отодвигается к спинке дивана и взглядом показывает на свободное пространство, — не могла бы ты вернуться на место.
Я не сопротивляюсь, не закатываю глаза и не трачу и секунды на раздумывание. Не просто «могла бы», в его объятиях почему-то всё кажется намного проще. Укладываюсь боком и кладу голову на его вытянутую руку.
Мы не говорим больше про Елая, не начинаем говорить о маме, что меня безгранично радует, так как я не могу трезво рассуждать об этом сейчас. Нужно время. По крайней мере, чтобы позволить устаканиться мысли, что в её лжи не было ничего плохого в отношении меня.
Алек включает телевизор, который работает больше для фона, разговаривает на самые простые темы и шутит, что — не хотелось бы признавать, а особенно ему — очень нравится мне. Так всё становится обычным, естественным и привычным, что я наконец могу полностью забыться и ещё раз понять, за что именно я его люблю.
Неожиданно хлопает дверь, и я резко открываю глаза. Уснула? Я даже не помню, как закрывала глаза, не говоря уже о том, чтобы чувствовать себя выспавшейся. А стоило бы, первым делом мне бросаются на глаза часы, раннее утро, за окном темнота, а приглушённый свет от гарнитура горит только на кухни. Я одна, Алека нигде нет, вместо них не меня взирают округлившиеся то ли от удивления, то ли от тревоги глаза Марко, заходящего в этот момент в гостиную.
Он произносит одно короткое:
— Упс.
И я понимаю, что моё пробуждение становится какой-то проблемой.
Глава 12
— Вот же… — чертыхаюсь я стоит только выйти во двор и найти взглядом Додж, стоящий заведённым с правой стороны дома.
Задняя дверь открыта, Алек замирает с чёрной спортивной сумкой в руках на пути к багажнику. Смотрит сначала на меня, затем на Марко и в крайне беспечной форме бросает:
— Даже не стану комментировать этот промах, неудачник, — а затем как ни в чем не бывало идёт к багажнику и закидывает туда сумку.