Когда она искушает
Шрифт:
Ведь именно это мы и должны сделать. Мы должны выжать из себя все до капли, пока не останется ничего, и мы сможем вернуться к своей жизни.
Моя.
У меня сводит живот. Прошлой ночью, когда я предъявил на нее свои права, я испытал кайф. Головой я понимал, что слова, вылетающие из моего рта, — это фантазия, но я не мог удержаться, чтобы не произнести их.
Они были чертовски приятны на языке.
Теперь от одной мысли о том, что она может быть с кем-то еще, мне хочется достать пистолет, который я держу в тумбочке,
Блядь.
Однажды мы посмотрим друг на друга и ничего не почувствуем. Так и будет.
Мы должны.
Единственный способ удержать ее — это жениться на ней. Де Росси уже сказал, что предложение руки и сердца в ее будущем, но я, блядь, последний кандидат, которого он рассматривает.
Мартина во сне поджимает губы, как бы не одобряя мои мысли, и неуверенность заполняет мою грудь. Отпустить ее сейчас было бы невозможно, но со временем она мне надоест, как и я ей. И если не скука нанесет нам смертельный удар, то это будет правда. Когда я открою свой секрет де Росси, он расскажет Мартине. И когда она узнает, кто я на самом деле, она посмотрит на меня так, как всю жизнь смотрела моя мать — с едва скрываемым отвращением.
Тяжело будет прощаться, но еще тяжелее будет видеть это в ее глазах.
Осторожно, чтобы не потревожить ее, я поднимаюсь с кровати и подхожу к окну. Уже рассвело, небо только начинает светлеть. Прислонив ладонь к оконной раме, я смотрю в сторону леса. Я не ходил туда с тех пор, как вернулся, но сейчас он зовет меня.
Сосны колышутся на ветру, словно маня меня в свою тень.
Я должен навестить ее.
Никто другой этого не делает.
Вместо этого я долго стою на месте, пока за моей спиной не появляется Мартина.
— Доброе утро.
Ее голос еще хриплый от сна.
— Доброе утро, пикколина.
Она поднимается с кровати и встает рядом со мной. — Мне нравится, когда ты меня так называешь.
Я обхватываю ее тонкую талию и притягиваю к себе.
— На что ты смотришь? — спрашивает она.
— Восход солнца, я полагаю.
Это прекрасно. Розовые и оранжевые ленты распустились по небу, переливаясь друг с другом.
Она смотрит на этот вид и удовлетворенно вздыхает. — Я здесь уже почти две недели, а до сих пор не могу оторваться от красоты этого места.
Оно возвышенное. Жаль, что у меня не было возможности насладиться замком по-настоящему, пока я не испортил его плохими воспоминаниями.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я, глядя на нее сверху вниз. — Больно?
Она смотрит на меня из-под ресниц. — Немного.
Моя рука крепко сжимает ее талию. — Давай я сделаю лучше.
Мы забываем о восходе, и она падает обратно на кровать, раздвигая для меня ноги и показывая что-то еще более прекрасное.
Я провожу языком по ее горячей плоти, наслаждаясь ее вкусом и звуками ее робких стонов, которые вскоре перерастают в крики.
Ее пальцы скользят по моим волосам, и когда я подвожу ее к самому краю, она решительно дергает их.
— Джорджио, — задыхается она, все ее тело дрожит, когда оргазм
Я обхватываю губами ее клитор и сильно посасываю его, наконец, заставляя ее взорваться.
Когда она кончает, я заменяю рот пальцами и поднимаю голову так, чтобы она была вся в моих руках.
Раскрасневшаяся кожа, покусанные губы, спутанные волосы. Она моргает и одаривает меня ленивой, довольной улыбкой, которая разрывает что-то в моей груди.
Черт, она такая красивая.
И она моя.
Пока что.
Я провожу ладонями по ее бедрам, животу, груди и останавливаюсь, чтобы прижаться к ее щекам. Она смотрит на меня яркими, искрящимися глазами, ее рот слегка приоткрыт. — Ты меня пристрастишь к этому, — шепчет она.
Я прижимаюсь к ее губам и чувствую вкус ее рта, а ее руки опускаются между нашими телами. Она обхватывает ладонью мой ноющий член и неуверенно поглаживает его. — Нравится? — спрашивает она.
Из моих легких вырывается стон. — Вот так.
Она работает со мной рукой, становясь все более уверенной в своих движениях. Я облизываю ее грудь, а затем перетягиваю зубами ее розовеющий сосок, заставляя ее шипеть. Ее хватка становится все крепче, и мой оргазм начинает нарастать у самого основания позвоночника.
Мой рот достигает края ее горла. — Я сейчас кончу на тебя, пикколина.
— Я хочу, чтобы ты кончил, — шепчет она, сохраняя ровный ритм.
Я сжимаю в кулак ее волосы, и когда это ударяет меня, так же сильно, как гребаный грузовик, я кусаю ее за шею. Боже, я вижу звезды. Мое семя растекается по ее животу и груди, а она продолжает гладить меня, пока не остается ничего.
Я откидываюсь на пятки и любуюсь ее видом, покрытым моей спермой.
Она опускает взгляд на себя, и румянец окрашивает ее щеки. — Тебе было приятно?
Я провожу рукой по лицу. — Да, чертовски приятно.
Она смеется, когда я беру ее на руки и несу в душ. К тому времени, как я вымыл ее, мой член снова стал твердым, и она шепчет мне на ухо, что ей действительно не так больно, поэтому я прижимаю ее к стене и беру, беру, беру.
Утро пролетело как один миг, и пока Мартина возвращается в свою комнату, чтобы наконец-то одеться, я спускаюсь в столовую и пью капучино. Я читаю газету — старая привычка, от которой я вряд ли когда-нибудь откажусь, — и тут входит Поло.
Он выглядит взъерошенным, как будто ему удалось поспать всего несколько часов. По словам Аллегры, после фиаско с Мартиной он с головой ушел в работу, занимаясь проектами для сада.
Прошло уже несколько дней, но я все еще чертовски зол на него за то, что он ослушался моего прямого приказа и увез ее с участка. Его спасает только то, что я никогда не говорил ему, чем это чревато. Он не понимал возможных последствий своего мятежа. Тем не менее, он работает на меня. Я не должен ничего объяснять. Это его проклятый характер выходит из-под контроля.