Когда отцовы усы еще были рыжими
Шрифт:
И все же я настоял на том, чтобы продолжить поиски до наступления полной темноты. А потом я вдруг так устал, что на обратном пути отцу пришлось взять меня на закорки.
Какое-то время, я еще сонно вслушивался в мерные гулкие звуки - это колени Фриды стукались о брюхо гитары, - а потом заснул, положив голову на покачивающееся плечо отца.
Проснулся я от громкого голоса Фриды. Не поднимая головы, я прислушался.
Отец как раз отвечал ей; говорил он тихо и был очень взволнован.
– Я же вам сразу сказал, - говорил
– Но я не знала, - вздохнула Фрида, - что это будет такая мука.
– И я не знал, - прошептал Макс.
– Слушай, доктор, это же просто реветь хотелось, когда мальчонка там ползал.
– А кстати, - вставила Фрида, - он спит?
– Крепко спит, - заверил отец.
– И все-таки, - продолжал он, - другой возможности не было, Фрида, скажи, разве он не радовался до смерти этому яйцу?
– Яйцу!
– передразнила его Фрида.
– Какому еще яйцу?
Мне вдруг словно ледяная сосулька вонзилась в сердце.
– Пусть даже яйца и не было, - сказал отец, - но оно было даже настоящее самого настоящего яйца, минутами казалось, что мы и сами в него верим.
На мгновение мне захотелось тут же отпустить отцово плечо и навсегда бежать куда глаза глядят, только подальше от этого человека, который так страшно лгал и еще назывался моим отцом. Но лишь на одно мгновение, потому что он продолжал:
– Вот увидите, Бруно будет помнить это яйцо, тогда как если бы все обстояло нормально, он бы о нем уже сто раз забыл.
– Так, так, - сказал Макс, - откуда вы можете это знать, господин доктор?
– Опыт, - отвечал отец и нагнулся, чтобы цветущая ветка не задела моего уха.
– Мечты, не воплотившиеся въяве, дарят нас истинным счастьем.
– Если бы, - буркнула Фрида и, вздернув брови, искоса глянула на него.
ОПАСЕНИЕ ВАЛЬТЕРА
Мы жили тогда в меблирашках. Собственно, нас уже давно должны были выселить, денег, которые отец получал в музее как помощник препаратора, хватало только на еду. Но отец починил медвежью шкуру в гостиной хозяйки, и притом бесплатно; поэтому хозяйка кое на что смотрела сквозь пальцы. Только вот Фриду она не переваривала, потому что Фрида потеряла работу и почти всегда сидела дома, но ведь в конце концов не Фрида в этом виновата.
А кроме того, еще очень многие люди были безработными, почти все отцовы друзья, например. Большинство из них стали рыбаками, не по профессии, а с голоду. Целыми днями стояли они на набережной Шпрее, уставившись на воду. Иногда мы тоже стояли там и смотрели, как они смотрят на воду.
По средам они собирались на бирже труда. Отец тоже ходил туда, ему уже до смерти надоело набивать древесной шерстью мертвых зверей и получать за это всего лишь марку и восемьдесят пять пфеннигов. К отцу все хорошо относились, одного только не могли взять в толк, почему отец так часто заступается за Вальтера. У Вальтера, говорили они, не все дома.
Но отец утверждал, что Вальтер из всех
Однажды на бирже труда произошел скандал, и все с руганью набросились на Вальтера. Обувному магазину потребовался рекламный агент, и надо же, из сорока приблизительно кандидатов выбор пал именно на Вальтера.
Мы долго судили да рядили, как это Вальтеру удалось, и лишь совсем случайно отец разрешил загадку: он встретил Вальтера при исполнении служебных обязанностей.
Он был в обличье медведя, рассказывал отец, и узнать его можно было только по громадным ножищам. На эмблеме обувного магазина красовался медведь, и потому родилась идея напялить на кого-нибудь медвежью шкуру и с плакатом на спине пустить по улицам. Никто, рассказывал отец, и в его голосе явственно слышалось удовлетворение, никто так великолепно не подходил для этой цели, как Вальтер с его неуклюжей походкой, крохотной головой и непомерно большими руками и ногами.
Все остальные долго не разделяли отцовых восторгов по поводу успехов Вальтера. Они считали, что это черт знает что; если уж ты рядишься медведем, то надо, по крайней мере, иметь медвежью смекалку, а у Вальтера, мол, смекалки не больше, чем у кролика.
– Зависть, - говорил отец, - чистейшей воды зависть.
Вальтер работал медведем уже около двух недель, когда мы с ним встретились. Я сопровождал Фриду в ее поисках работы, и нам ужасно захотелось пить. Когда мы вошли в садовое кафе, Вальтер как раз снял с себя медвежью голову и заказал кружку светлого пива.
Мы подсели к нему, и Фрида спросила, не слишком ли утомительно так подолгу ходить в шкуре?
Что верно, то верно, отвечал Вальтер, но зато эта шкура придает ему уверенность.
И правда, он как-то переменился. Не казался больше таким робким, как раньше, да и вечный страх его перед светопреставлением вроде бы поулегся.
Он выпил пиво и расплатился. Потом нахлобучил на себя медвежью голову, кивнул нам, и мы увидели, как он своей неуклюжей походкой идет по улице: ни дать ни взять - медведь, только плакат на спине немного портил впечатление.
Отец хорошо понимал Вальтера.
– Этот костюм, - сказал он, - возвращает ему чувство собственного достоинства.
– Господи, - воскликнула Фрида, - лишь бы они его не уволили!
– Не дай бог, - отвечал отец, - для него это было бы ужасно, он тогда еще мрачнее станет смотреть на жизнь.
Другие безработные с давних пор не понимали Вальтера, да и не хотели понимать. Наоборот, они утверждали, что теперь-то он задерет нос. Успех-де ударил ему в голову, и надо будет как-нибудь хорошенько ему всыпать, а то он кое с кем из них уже едва кланяется.