Когда отцовы усы еще были рыжими
Шрифт:
Только однажды при приближении пасхи отцу ничего не удалось придумать. Правда, никогда еще никому из его родственников и друзей, которые изредка нам помогали, не приходилось так туго, как в ту весну.
Даже брат Фриды, подметальщик улиц, потерял работу и день напролет сидел во Фридиной меблированной комнате, взваливая ответственность за свое увольнение по очереди: то на партию центра, то на погоду, а то и на президента.
Но вряд ли заботы моего отца были менее удручающими: пособия едва хватало на оплату квартиры, и
– Замолчи ради бога!
– кричал он.
– Не может маленький мальчик ко всему этому быть равнодушен.
– Что значит маленький?
– спросил я.
– Нет, нет, - взволнованно проговорил отец, - ты только взгляни на витрины.
– А если они мне понравятся?
– спросил я.
– Спокойно, - сказал отец, принимаясь жевать свой ус, - спокойно, кажется, я уже что-то придумал. Нет, ничего он не придумал, на этот раз ничего. Фрида, увидев, как он стоит в кухне у окна с опущенными плечами, только головой покачала.
– Ты еще себя доконаешь, Отто, - сказала она и скользнула по мне таким взглядом, словно я был виноват во всех этих праздниках.
– Ерунда, - сказал отец, - но ведь должна же быть какая-то возможность доставить мальчику радость на пасху.
– Подумаешь!
– сказала Фрида, - возьми двадцать марок и купи ему что-нибудь!
После этого она обычно хлопала дверью. Но не ярость заставляла ее бежать отсюда, а бессилие, поскольку Фрида и сама была безработной.
Недели за две до пасхи я не выдержал отцовых раздумий, встал рядом с ним у окна, и мы вместе молча смотрели на двор, на засохший вяз.
– Давай в пасхальное воскресенье просто останемся дома, - предложил я немного погодя, - можем утром посмотреть картинки в энциклопедии, а вечером сыграем с Фридой и ее братом в "злиться не стоит".
Отец вздохнул.
– Для обычного воскресенья - чудесная программа, но для пасхального сущее безобразие.
– А что, если я схожу к фрау Хиршбергер и попрошу у нее взаймы пластинки? Там есть два хорала.
– От музыки, - сказал отец, - будет еще хуже.
Больше и мне уже ничего в голову не приходило, и мы до вечера молча стояли у окна и глядели во двор.
По вечерам Фрида теперь всегда приводила своего брата. Он хорошо понимал отца.
– Мы должны систематически двигаться вперед, господин доктор, - говорил он со своей обычной любовью к порядку, которая для него, подметальщика, была абсолютно необходима.
– Давайте-ка поищем среди ваших друзей. Может вам кто-нибудь из них помочь?
– Никто, - подавленно проговорил отец.
– И черт с ними, - сказал брат, словно смел в сторону кучу опавших листьев.
– Пойдем дальше: а как насчет знакомых?
– Ничуть не лучше, - простонал
– Прекрасно, - весело сказал брат, - теперь дело совсем просто.
– Мне будет позволено спросить, - раздражился отец, - каким образом?
– А логика на что?
– отвечал братец.
– Теперь вы знаете, что все зависит от вас, и ни от кого больше.
Возможно, это прозвучало так просто, что очень помогло отцу. Не прошло и двух дней, как он уже искал, не осталось ли на кухне солодового кофе, поставил на плиту воду и велел мне пойти пригласить к нам Фриду и ее брата.
– Он улыбался, когда посылал тебя?
– спросила Фрида в ответ на мое приглашение.
– Нет, - ответил я.
– Зачем ему улыбаться?
– справился брат.
– Когда он набредет на полезную идею, он всегда улыбается, - сказала Фрида, - вот почему он давно уже такой серьезный.
– А может, все-таки это полезная идея, - предположил брат.
– Да ну, - сказала Фрида, - какая там может быть идея?
– Посмотрим, - сказал брат, - я почему-то в него верю.
Фрида вытащила из пепельницы окурок и сунула его в рот.
– Ты счастливец, - сказала она, пуская дым к потолку.
Тем не менее отец, по-видимому, действительно набрел на довольно-таки солидную идею; когда я вернулся с улицы, - он, по своему обыкновению, если что-то в доме происходило, отсылал меня вниз - Фрида и ее брат серьезно и сосредоточенно пожимали руку отцу.
– Хоть мне это и нелегко, Отто, - сказала Фрида, - но я хочу сама этим заняться.
– Идет, господин доктор, - сказал брат, - можете на меня положиться.
– Бруно, - произнес отец все еще без улыбки, - подойди-ка сюда.
Я направился к ним самыми маленькими шажками, какими только возможно.
– Бруно, - сказал отец и откашлялся, - как бы ты взглянул, если бы получил к пасхе прекраснейшее шоколадное яйцо с начинкой, какое только можно себе представить.
– А что внутри?
– спросил я, затаив дыхание.
– А вот что внутри, - с трудом проговорил отец, - ты сам должен будешь решить.
– И насчет упаковки тоже можешь высказаться, - великодушно вставила Фрида.
– Пускай тебе его перевяжут красивыми пестрыми ленточками, - сказал брат.
– Логично, - отвечал я, - иначе ведь оно развалится.
– И еще постарайся заблаговременно решить, - сказал отец, - из какого шоколада должно быть яйцо - из простого, молочного или с орехами?
– А если из обоих?
– осведомился я. Отец взглянул на Фриду. Та мрачно кивнула.
– Почему бы и нет.
У меня оставалось еще почти десять дней, чтобы упорядочить свои желания. Таким образом, это оказались самые волнующие дни, какие я когда-либо переживал. Было о чем подумать перед сном, и ночью тоже я часами лежал без сна и советовался с отцом, как еще лучше оснастить яйцо.