Когда под ногами бездна (upd. перевод)
Шрифт:
— Разреши угостить тебя кофе, — любезно предложил Жак.
— Хвала Аллаху, — ответил я, — честно говоря, предпочел бы что-нибудь покрепче.
— Что ж, как хочешь, тогда угощайся сам. — Жак повернулся к Махмуду. — Ведь у Марида денег сейчас больше, чем у нас двоих вместе взятых. Он стал доверенным человеком Папы.
Вот эта сплетня мне очень не понравилась… Я подошел к бару и заказал свою обычную смесь. Хейди, сегодня работавшая за стойкой, скорчила гримасу, но промолчала. Она выглядела просто конфеткой — да нет, если серьезно, Хейди — самая красивая из всех фем, которых я когда-либо видел. Ее наряды (она подбирает платья тщательно, со вкусом) сидят на ней так, что многим обрезкам и первам,
Я еще торчал у стойки, когда неподалеку, возле собравшихся в кучу корейских туристов, которые очень скоро обнаружат, что попали в неподходящее место, раздался до боли знакомый голос: «Мартини, сухое. Довоенный „Вольфшмидт“. Не забудьте лимонную корочку, милая».
Так, так… Легок на помине. Я дождался своего заказа, заплатил и повертел стакан в руке. Девочка принесла сдачу, и я подарил ей целый киам.
Благодарная Хейди затеяла какой-то вежливый разговор, но я довольно грубо прервал ее: сейчас меня волновал только наш мистер «мартини-лимонная корочка».
Взяв выпивку, я отошел от стойки, чтобы как следует рассмотреть Джеймса Бонда. Он в точности соответствовал описаниям из книг Яна Флеминга; таким он и запомнился мне по эпизоду в чиригином баре. Темные волосы с пробором, справа опускается длинная прядь, а по щеке вьется полоска шрама. Черные прямые брови, вытянутый нос, коротковатая верхняя губа. Ничем не примечательный рот, но каким-то образом он придает лицу выражение холодной жестокости. Стоящий рядом человек казался безжалостным, неумолимым, в общем, опасным субъектом. Что ж, он наверняка заплатил хирургам целое состояние за то, чтобы производить именно такое впечатление. Бонд поймал мой взгляд и улыбнулся. Возле глаз знаменитого стального цвета появились тонкие морщинки. Интересно, помнит он нашу предыдущую встречу? Я чувствовал, что за мной внимательно наблюдают… На нем простая хлопчатобумажная рубашка; брюки, без сомнения, английского производства, предназначены для тропиков. На ногах — черные кожаные сандалии, тоже подходящие для нашего климата. Он расплатился за мартини и направился ко мне, протянув руку.
— Приятно снова встретить тебя, старина.
Я обменялся с ним рукопожатием.
— Не думаю, что когда-либо имел честь познакомиться с уважаемым господином, — объявил я по-арабски.
Он ответил на безупречном французском. — Другой бар, иные обстоятельства… Особого значения все это не имело. В конце концов, инцидент завершился удовлетворительно. — Верно, — с его точки зрения. Мертвый русский с ним уже не поспорит.
— С вашего разрешения, меня ждут друзья, — произнес я извиняющимся тоном.
Он чуть приподнял уголок рта в своей легендарной циничной усмешке, потом на великолепном арабском, причем на распространенном здесь диалекте, процитировал нашу поговорку: «То, что умерло, навеки ушло», и пожал плечами. Я не очень понял, что хотел сказать Бонд: то ли нечто вроде «неважно, что было, то прошло», то ли советовал, для моего же блага, забыть о недавних убийствах. Потом вспомнил, что передо мной не настоящий агент 007, а человек, нацепивший его модик, наверняка с приставкой — стандартной языковой училкой. Вернулся к столику, где по-прежнему сидели Махмуд и Жак, и выбрал место так, чтобы хорошо просматривался весь бар, особенно выход. Тем временем Бонд успел выпить мартини и собирался покинуть «Серебряную ладонь». Я неуверенно огляделся.
Я решил проследить за Бондом; оставил нетронутым свой стакан, ничего не объяснил друзьям, просто поднялся и вышел вслед за ним из бара. Успел вовремя: мой объект как раз поворачивал в один из темных переулков, которыми знаменит наш квартал. Я крадучись пересек улицу и заглянул за угол дома. Увы, моя осторожность оказалась явно недостаточной, потому что парень как сквозь землю провалился. Деваться ему некуда; остается одно: «суперагент» зашел в одно из низеньких белых жилищ с плоскими крышами, выстроившихся по обе стороны темного узкого прохода. По крайней мере, хоть что-то удалось выяснить… Немного разочарованный, я повернулся, чтобы возвратиться в бар, и вдруг затылок за левым ухом обожгла ослепительная вспышка боли. Я рухнул на колени. Сильная загорелая рука скомкала галабийю на груди и заставила меня вновь подняться. Бормоча проклятья, я занес кулак; нападавший рубанул ребром ладони по плечу, и моя рука бессильно повисла. Джеймс Бонд негромко рассмеялся:
— Каждый раз, когда в ваше невообразимо грязное, примитивное питейное заведение заходит прилично одетый европеец, кому-то из аборигенов обязательно приходит в голову, что можно спокойно подойти сзади и избавить джентльмена от бумажника. Что ж, дружок, иногда вы натыкаетесь на европейца, которого непросто застать врасплох.
Он вполсилы хлестнул меня ладонью по лицу, отшвырнул к стене. Я прижался к холодному шершавому камню; Бонд уставился на меня, словно ожидал каких-то объяснений или просьб о прощении. Я решил, что он вправе рассчитывать по крайней мере на последнее.
— Сто тысяч извинений, эффенди, — пробормотал я. В одурманенной болью голове мелькнула мысль, что сегодня Бонд в отличной форме; трудно поверить, что тот же человек две недели назад безропотно позволил вывести его из клуба Чириги. А теперь он дышит ровно и даже не испортил свою поганую стильную прическу! Наверняка существует какое-то объяснение подобной загадке. Наплевать. Пусть Папа, Жак или китайские гадальщики пытаются уяснить, что к чему; лично у меня сейчас башка просто раскалывается и в ушах звенит.
— Не пытайся меня заморочить всякими «эффенди», — угрюмо произнес Бонд. — Это турецкая форма лести, а у меня свои счеты с османами. Кстати, внешне ты никак на них не похож. — Он подарил мне на прощанье хищную ухмылку и, не оглядываясь, прошел мимо. Бонд явно решил, что такой мешок дерьма, как я, не представляет опасности. Самое неприятное, что он прав. Таковы печальные итоги моего второго столкновения с неизвестным, присвоившим имя персонажа Флеминга. Пока что каждый из нас заработал по одному очку из двух возможных; видно, он многому научился со времени нашей первой встречи, или по какой-то известной лишь ему причине, нарочно позволил тогда запросто выкинуть себя из клуба. Как профессионал он выше меня на две головы.
Пока я, постанывая от боли, плелся к «Серебряной ладони», у меня созрело важное решение. Я объявлю Папе, что не в силах помочь ему. Дело тут уже не в страхе перед операцией; черт возьми, пусть даже хирурги сплошь утыкают мой скальп розетками, я не справлюсь с этим парнем. Если мне так наподдали по затылку, когда я просто попытался проследить за ним в собственном квартале, где знаю каждый закоулок, как свои пять пальцев… Не сомневаюсь, что стоило Бонду только захотеть, и он обошелся бы со мной гораздо жестче. Модик просто принял Марида Одрана, местного суперсыщика и охотника за убийцами, за обыкновенного арабского грязного воришку и поступил так, как привык, когда сталкивался с отбросами. Должно быть, упражняется каждый божий день…