Когда причиняют добро. Рассказы

Ихен Чон

На предположение Чивон, что это может быть аппендицит, оператор по телефону 119 — номер вызова экстренных служб — ответил, что не может ничего сказать.

— Мы отправим вас в ближайшую многопрофильную больницу, и вы получите ответ медперсонала после тщательной диагностики.

В машине скорой помощи Чивон стала переживать, не вернулись ли к дочке запоры. В детстве у неё были хронические запоры — распространённое заболевание среди детей, которые толком не едят овощи, предпочитая мясо и полуфабрикаты. Дочка не ела даже маринованные овощи — редис или репу, — которые часто подаются вместе со свининой в кисло-сладком соусе или жаренной в панировке курицей. У Чивон совсем вылетел

из головы тот случай, когда дочери, которая уже неделю не могла сходить в туалет, ставили клизму в педиатрическом отделении больницы.

— Ты какала? — прошептала она дочери в ухо, но та, кажется, не услышала вопроса.

— А-а-а, больно! Очень больно! Мама! Мамочка! — Девочка тревожно звала мать.

«Интересно, „мама“, которую она сейчас зовёт, это действительно я? Или это просто слово, которое привычно выкрикивают в подобных ситуациях?» — крепко сжимая влажную от пота руку дочери, Чивон поймала себя на неуместных размышлениях.

Вечером выходного дня в приёмном отделении скорой помощи всё было вверх дном. Им с трудом выделили койку в палате и сообщили, что надо будет немного подождать. Прошло больше десяти минут, а к ним так никто и не подошёл. Чивон отыскала интерна и на повышенных тонах пожаловалась, что её дочь уже более получаса лежит в палате без осмотра. Он пощупал живот дочери в нескольких местах. И хотя нельзя сказать, что он делал осмотр в спешке, но движения его рук показались Чивон нерасторопными, чем довели её до бешенства. На все вопросы, которые интерн пытался задавать дочери, та отвечала: «Не знаю». Она явно была не в состоянии поддерживать диалог. После того как пришёл результат анализа крови, ситуация резко поменялась. В палату поспешно вошла врач гинекологического отделения.

— Ребёнок скоро появится.

— Что? — переспросила Чивон, не понимая смысла сказанного. На её месте любой бы растерялся.

— Плод уже почти вышел. Срочно поднимаем её в родильный зал.

Чивон промямлила что-то про недоразумение. Последующие события она помнила как в тумане. Поми переложили на каталку и перевезли в родильный зал. Силы оставили Чивон. Она убеждала себя, что это просто дурной сон. Иначе ей было не справиться.

Когда дочь перевели в постродовую палату, она явно не была настроена на разговор. Поми лежала, отвернувшись к стене. А Чивон обеими руками настойчиво трясла её. Она сама не знала, хотелось ли ей обнять дочь или ударить.

— Почему ты ничего не сказала? Почему не рассказала мне?

Чивон была в отчаянии, а Поми лежала не шелохнувшись. Широкая напряжённая спина дочери была твёрдой как камень. В тринадцать лет она уже переросла мать. Раньше дочка часто повторяла, что надо бы сесть на диету, но вот уже некоторое время она перестала беспокоиться по этому поводу. Кажется, она начала взрослеть, чему Чивон втайне радовалась. Но теперь ей хотелось убить себя за то, что она не обращала внимания на подозрительные признаки. Если бы она догадалась хотя бы на месяц раньше, да нет, если бы она даже вчера сразу бы всё поняла, ситуация сейчас была бы не так печальна. Пусть даже эмбриону было бы не двадцать четыре недели, а все тридцать, Чивон бы увезла Поми хоть на край света, чтобы сделать ей операцию. Она бы навсегда избавилась от того, что томилось внутри дочери.

— Кто это сделал?

Она вдруг поймала себя на том, что не может вспомнить имя друга своей дочери. Даже лица его не помнит. Чивон иногда думала об этом мальчике, но никогда не рассматривала его серьёзно.

— Это он? Этот парень, да?

Плечи дочери едва заметно затряслись. Чивон не могла ни стоять, ни сидеть и только вздыхала. Она не знала, что делать. Она могла сделать всё что угодно. Могла заорать,

как обезумевшее животное, могла прижать дочь к себе и разрыдаться, могла открыть окно и выброситься. Это бы ничего не изменило. Назад пути не было. Она крепко сжала правую руку в кулак и начала бить себя в грудь. Грудная клетка отзывалась глухими ударами. Всё её тело гулко ухало. Дочь повернула голову. Она измождённо посмотрела на мать.

Чивон решила перевести дочь в одноместную палату. Держать её в палате на шестерых вместе с другими новоиспечёнными мамами было нельзя.

— Мальчик знает?

Дочь кивнула. Чивон как можно тише задала следующий вопрос:

— А ещё? Ещё кто-нибудь знает?

— Нет, только мы.

Это «мы» ошарашило Чивон. Мальчик пришёл в воскресенье, когда на улице стемнело. Чивон категорически запретила ему заходить в палату. Спрятав голову глубоко в капюшон кофты, мальчишка стоял неподвижно, но он был таким худым и высоким, что казалось, его покачивает на ветру. Когда он склонил голову, чтобы поздороваться, Чивон отвела глаза.

— Ты. Уходи. — Она облизнула высохшие вмиг губы кончиком языка и с трудом договорила: — Я не могу тебя видеть. Уходи сейчас же.

— А Поми?

Мальчик вёл себя осторожно, но не казался испуганным. Помешкав некоторое время, он сел в кресло в конце коридора. Через час он всё ещё сидел там, вертя в руках мобильный телефон. Чивон подошла к нему:

— Твоя мама знает?

Мальчик опустил глаза и ответил:

— Ещё нет.

После просьбы Чивон он поколебался некоторое время, но вскоре собрался с силами и продиктовал номер телефона своей матери.

* * *

Сковорода Миён была сделана корейской фирмой «М», изготовлявшей посуду и другие кухонные принадлежности. Это была известная фирма, славящаяся производством качественных и недорогих кастрюль и сковородок с антипригарным покрытием. Была суббота, и по телефону сервисного центра никто не отвечал. Только из раза в раз повторялось сообщение с просьбой перезвонить позже, поскольку в настоящее время сервисный центр не работает. Осколки взорвавшейся крышки разлетелись по всей кухне. Миён обнаружила крошечные острые кусочки стекла в полусырых креветках, в стыках плитки на полу, в губке для мытья посуды, лежавшей рядом с раковиной. Чтобы найти все эти осколки и аккуратно, один за другим, собрать их в пакет, нужно было проделать такую кропотливую работу, одна мысль о которой вселяла ужас. Проспавший всё на свете мужчина, похоже, был удивлён открывшейся картиной. Он взял телефон и сфотографировал раскуроченную крышку.

— Давай я уберу, — предложил мужчина, закатывая рукава, но Миён оттолкнула его.

— Ты же босиком! Иди отсюда.

Мужчина покорно отступил.

— Всё пропало, даже позавтракать нечем.

Миён тяжело вздохнула. Мужчина успокоил её, сказав, что главное, что никто не пострадал.

— Как это вообще случилось?

Миён начала говорить, то и дело прерывая себя очередным вздохом:

— Я ничего не делала. Правда. Не трогала крышку, к газу не подходила. Как так получилось — ума не приложу.

Мужчина догадался, что Миён слишком уж волнуется и даже начинает злиться из-за того, что смущается перед ним.

— Стекло не выдержало температуры. Просто неприятная случайность. Ты тут ни в чём не виновата.

С точки зрения Миён, мужчина, похоже, не понимал всей сути произошедшего. Она ещё раз глубоко вздохнула и спокойно произнесла:

— Я не спрашиваю, виновата я или нет. Ты говоришь, что это просто неприятная случайность. Но когда утро начинается подобным образом, это предвестник большой беды.