Когда расцветает жемчуг

Янушкина Вероника

– Да, ваша стихия проявилась, - догадался мужчина, - посмотрите на левое плечо.

Дерья закатала рукав. На руке серебрился летящий журавль, такой, как во дворце стихий показала Ильсия тен Васперити. В воспоминаниях забрезжил рисунок на портике особняка в Архаре. Неужели...

– Воплощение Авиты, покровительницы жизни.

– Теперь вы не Прочитаете меня?

– Прочитаю. Искусству защиты разума каорри учатся в последних классах гимназии. В вашем случае, сиятельный Растан посчитал сию затею бессмысленной.

Понятно, королю выгоднее держать игрушку на коротком поводке.

– Как узнали, что я проснулась?

–

За вами наблюдали, - младший Стасгард указал на пластины, вмонтированные в колонны.

В небе вспыхнула молния. Оглушительный разряд сотряс колонны, которые в испуге задрожали и словно взмолились стихии о пощаде.

– Вы приглашены на кофе к верховному кайхалу.

Стеллан шагал к ложу из подушек. Айлин боялась близнеца Его величества, Саша чувствовала спокойствие. Может, оттого, что выросла в другом мире и не ведала о предрассудках каорри? На отмеченного Морой опекуна словно повесили табличку и приказали: избегать и ненавидеть! Понятно, почему он холоден. Глебова тоже бы сторонилась людей, зная, что те плюнут в душу.

– Сможете встать?

Вместо ответа садовница задержала дыхание и поднялась на ноги, чтобы тут же покачнуться и упасть на руки младшего Стасгарда.

– Вы не готовы к беседе.

– Н-нет, всё прошло.

Несколько раз глубоко вдохнув, она выпрямила спину.

– Уверены?
– он приподнял бровь.

– Да. Но сначала...

Держась за плечо Стеллана, Саша шагала к краю. Обязана посмотреть страху в лицо.

Внизу паслись сальфы. Дождь по куполу стекал в канаву, откуда вода мутными струями впадала в озеро. Волны цвета ржавой глины разбивались о скалистое побережье и мириадами брызг осыпали крикливых чаек.

Глебова вдохнула запах тины и дыма. Тошнота не подступала, руки не тряслись, а мысли сохраняли удивительную ясность. Проклятие высоты исчезло.

– Завтра будете учиться летать на сальфах.

– Зачем?
– искренне удивилась садовница.

– Не хочу, чтобы случайно задушили меня.

Саша прикусила губу. Вежливо и доходчиво.

– Пойдёмте. Верховный кайхал не любит опозданий.

Молния ударила в скалу. С хриплым рёвом глыбы упали в озеро, и грязные волны затопили луг, выбросили рыбу. Чайки тучей закружились над серыми пятнами.

Скрипя, платформа опускалась. Садовница мысленно призывала себя начать разговор. Трудный, но очень важный. Она должна узнать ответ, обязана.

– Я была во дворце стихий, - ровно произнесла дерья.

– Знаю.

– Вы спасли меня. Зачем?

Стеллан стоял спиной к подопечной и глядел в сторону леса.

– Мне не понятен ваш вопрос.

– Умри я во время операции, вы бы освободились от обузы. Доложили о моей смерти и вернулись к привычной жизни. Я вижу, что мешаю вам.

– Ваше рассуждение наивно, - он чеканил слова как учитель, заметивший элементарную ошибку в работе ученика. Похожим тоном математичка отчитала Глебову после экзамена в девятом классе, указав на неверные координаты параболы. Дескать, «такое знают даже малыши», - я служу короне и привык отодвигать личные интересы на дальний план. В Карвахене допустимо только одно «Я» и принадлежит сие право Его величеству. Сиятельный Растан надеется на жемчужное древо, но без вас его не вырастить. Пока он верит, я сделаю всё, чтобы исполнить приказ.

– Почему вы говорите о брате, как о чужом? Вы - близнецы и ...

–

Это вас не касается.

Резкий тон дал понять, что Саша затронула опасную тему.

Платформа остановилась. Скрипнув, двери открыли коридор. Овальный свод поддерживали монументы в виде птиц, кладка на полу напоминала рисунок потолка операционного зала: разноцветные треугольники-стихии.

Верховный кайхал сидел в кресле и ложечкой помешивал кофе. У стен возвышались шкафы, заполненные разномастными вещами на подставках и подушечках. Часы, браслеты, зеркала в причудливых оправах, шары (как для новогодней ёлки) - всё это оберегали стеклянные дверцы. Свет проникал сквозь единственное окно, посему с потолка на цепях свисали плафоны-хризантемы, озаряющие комнату голубоватым сиянием.

– Присаживайтесь и угощайтесь, - Ильхан тен Хемсворт указал на стулья, кружки и тарелку с заварными пирожными.

«Кофейный столик в кабинете верховного кайхала».

Квадратный - за таким легко устраивать шахматные партии - он стоял посреди комнаты на витых, словно усы винограда, ножках. На крышке перепутались треугольники, овалы и петли - как в детской игре-головоломке.

– Рад видеть вас в добром здравии.

– Да, - мысленно Глебова собирала мозаику, - спасибо.

– Послезавтра вы вернётесь в Афелет.

– Послезавтра?
– она пролила кофе на ладонь и сжала губы. Взятой со стола салфеткой вытерла руку и «случайно» коснулась фигуры. Элемент сдвинулся и вместе с другим образовал синий треугольник, вершину герба.

Саша не успеет собрать рисунок! Да что там, собрать! Как подойти без подозрений, не знает! Взломает кабинет колдуна? Чушь! Скажет о просьбе мамы, и что? Услышит смех и «получит направление в психдиспансер»!

– Что-то не так?
– указательным пальцем верховный кайхал скользил по кайме кружки. Витой обруч в волосах бликовал в свете плафонов.

– Напиток слишком крепкий, но всё в порядке.

– Уверены?

– Да, конечно.

Хозяин башни подался вперёд:

– Вы пристально изучаете кофейный столик. Слишком пристально. Помнится, много лет назад другая дерья залюбовалась рисунком, но я не придал значения, - в голосе проскальзывали стальные нотки, - зря. В тот день Карвахен потерял одно из двух зеркал, открывавших путь в иные миры. Поняли, о ком я толкую?

– Догадываюсь.

– Спрашиваю снова: что-то не так?

Садовница молчала. Тен Хемсворт напоминал игрока, искусно вычисляющего слабость соперника и давящего на мозоль. Задание короля он выполнил, но что дальше? Только спокойствие Стеллана сдерживало растущую в душе тревогу. Руки вспотели, кружка норовила выскользнуть.

На ладони верховного кайхала вспыхнуло пламя. Дуновение, и огонь объял столик.

– Потушите!
– Глебова выплеснула кофе на огонь, - пожалуйста, потушите!

– Зачем?

– Там кое-что спрятано!

Щелчок пальцев превратил алые языки в дым.

– Что?

– Точно не знаю, но важное.

– Достаньте. Не то я сожгу его по-настоящему.

Кружка осталась на стуле. Убрав салфетки и блюдца, Саша склонилась над рисунком. Пластинки едва слышно поскрипывали, но собирались в картину, знакомую каждому каорри. Едва треугольники сливались в зубцы, герб становился ярче. Синие, красные, жёлтые и зелёные краски густели, словно прикосновениями дерья стирала многолетнюю пыль.