Когда рассеется туман
Шрифт:
— Да, — согласилась Ханна. Она встретилась со мной взглядом и тут же отвела глаза. — Все будет хорошо.
Однако не успела она выйти за дверь, как Эммелин сказала:
— Что-то я давно не видела Робби.
Ханна оцепенела, но откликнулась, не повернув головы:
— Действительно. Теперь я тоже припоминаю, что он не заходил уже несколько дней.
— Я его искала, но баркас тоже куда-то исчез. Дебора сказала, Робби уплыл.
— Правда? — тут же ощетинилась Ханна. — А может быть, она еще сказала — куда?
— Она
— Откуда? — наконец обернулась к сестре Ханна. Она старательно избегала моего взгляда. — Я бы на твоем месте не волновалась. Наверняка пишет где-нибудь стихи.
— Он бы не уплыл. Он бы мне сказал.
— Необязательно, — пожала плечами Ханна. — Он всегда вел себя именно так, помнишь? Непредсказуемо. Необязательно. Да и вообще — какая нам разница?
— Тебе, может быть, и никакой. А я его люблю.
— Да нет же, Эмми, — мягко сказала Ханна. — Это не любовь.
— Люблю, — упрямо настаивала Эммелин. — Всю жизнь. С тех пор, как он первый раз приехал в Ривертон и перевязал мне руку.
— Тебе было одиннадцать, — напомнила Ханна.
— Разумеется, тогда это было детское увлечение. Но с тех пор я сравнивала каждого мужчину, который попадался мне на пути, с Робби.
— А как же тот режиссер? — жестко осведомилась Ханна. — А Гарри Бентли и полдюжины других ухажеров, с которыми ты встречалась только в этом году? По-моему, с двумя даже обручилась?
— Робби — это другое.
— А он сам? — не глядя на Эммелин, продолжала Ханна. — Разве он давал тебе повод подумать, что испытывает к тебе какие-то чувства?
— В его чувствах я уверена. Он ни разу не упустил возможности сходить со мной в гости. И вовсе не потому, что ему нравятся мои друзья. Напротив, он впрямую заявлял, что они — сборище избалованных слюнтяев. — Она уверенно кивнула. — Нет, он любит меня. А я его.
— Нет, — сказала Ханна с такой твердостью, что Эммелин вздрогнула. — Он не для тебя.
— Почему ты так решила? Ты ведь почти его не знаешь!
— Я знаю этот тип мужчин. Во всем виновата война. Она забирает совершенно нормальных молодых людей и возвращает их совсем другими. Сломанными.
Я вспомнила Альфреда, ту ночь на лестнице, в Ривертоне, когда ему не давали покоя духи прошлого. И тут же усилием воли выбросила его из головы.
— А мне все равно, — уперлась Эммелин. — Это даже интересно. Я бы заботилась о нем. Выхаживала.
— Такие мужчины просто-напросто опасны! — не выдержала Ханна. — Их не вылечить! Они такие, какие они есть. — Она с трудом перевела дух. — У тебя полным-полно других поклонников. Почему бы не обратить внимание на одного из них?
Эммелин упрямо мотала головой.
— Так будет лучше, поверь. Обещай, что попробуешь.
— Я не хочу.
— Ты должна.
Эммелин смотрела в сторону, и я вдруг заметила в ее взгляде что-то новое: жесткое, взрослое.
— Извини,
— Это вовсе не то же самое…
— Я больше не нуждаюсь в старшей сестре, которая следит за каждым моим шагом. — Эммелин передохнула и поглядела Ханне в глаза. Голос ее смягчился. — Давай договоримся, что с этой минуты мы станем жить каждая своей жизнью. Что скажешь?
Ханне, по большому счету, сказать было нечего. Она молча кивнула, вышла и плотно притворила за собой дверь.
Накануне отъезда в Ривертон я упаковывала одежду Ханны. Сама Ханна сидела у окна, глядя на парк в сгущавшихся сумерках. Когда на улицах загорелись фонари, она повернулась ко мне и спросила:
— Ты когда-нибудь любила, Грейс?
Вопрос застал меня врасплох. О да, самое время…
— Не… не могу сказать, мэм.
Я уложила лисью накидку на дно большого чемодана.
— Если бы любила, ты бы знала.
Я старалась не смотреть ей в глаза. Старалась, чтобы голос звучал бесстрастно, в надежде, что это заставит Ханну сменить тему.
— Тогда, наверное, нет, мэм.
— Может быть, тебе и повезло. — Ханна опять отвернулась к окну. — Настоящая любовь — страшная болезнь.
— Болезнь, мэм?
На самом деле, так оно и есть, у меня без конца душа болела.
— Раньше я этого не понимала. Почему об этом пишут в книгах, пьесах. Стихах. Почему нормальные, разумные люди вдруг начинают выкидывать всякие глупости.
— А теперь, мэм?
— А теперь понимаю, — тихо ответила Ханна. — Это просто недуг. Ты подхватываешь его совершенно неожиданно. И лекарства не существует. А в самых тяжелых случаях он смертелен.
Я на секунду закрыла глаза — голова закружилась.
— Не может быть, чтобы смертелен, мэм.
— Наверное, ты права, Грейс. Я преувеличиваю. — Ханна снова повернулась ко мне и улыбнулась. — Вот видишь, я живой пример. Веду себя, как героиня какого-нибудь бульварного романа.
Ханна замолчала. Впрочем, мысли ее, видимо, текли все в том же русле, потому что она вдруг сказала:
— Странно… Знаешь, Грейс, я почему-то всегда думала, что вы с Альфредом…
— Нет-нет, мэм, — быстро перебила ее я. Даже чересчур быстро. — Мы с Альфредом только друзья.
В кожу будто тысячу горячих игл вогнали.
— Правда? — Ханна поразмыслила. — И почему это я решила по-другому…
— Не могу сказать, мэм.
Ханна внимательно смотрела на меня, поигрывая шелковой накидкой. Усмехнулась.
— А ведь я тебя смутила.
— Вовсе нет, мэм. Просто… — Пришлось сказать полуправду. — Я вспомнила о недавнем письме из Ривертона. Удивительное совпадение, что вы именно сейчас упомянули Альфреда.