Когда тело говорит НЕТ. Цена скрытого стресса

Матэ Габор

Кроме того, у меня в тот момент не было работы — я была на социальном обеспечении и ожидала пособия по безработице. А несколькими месяцами раньше я выставила за дверь своего молодого человека, потому что он был алкоголиком и я больше не могла с этим справляться. Это не стоило моих душевных сил».

Вот те события, которые молодая женщина называет «не такими уж плохими»: непрерывное давление со стороны приемной матери на Веронику, чтобы та, вопреки собственному желанию, нашла свою неблагополучную биологическую семью и встретилась с ней; новость о том, что она могла быть зачата в результате инцестуозного изнасилования (двоюродным братом; биологической матери Вероники тогда было шестнадцать); финансовая нестабильность;

разрыв с бойфрендом-алкоголиком.

Вероника отождествляет себя с приемным отцом. «Он мой герой, — говорит она. — Он всегда меня поддерживал».

«Так почему вы не обратились к нему за помощью, когда на вас давила ваша приемная мать?»

«Я никогда не могла поговорить с ним наедине. Я общалась с ним только в присутствии матери».

«И как ваш отец на все это реагировал?»

«Он просто наблюдал. Но было видно, что ему это не нравится».

«Я рад, что у вас доверительные отношения с отцом. Но, возможно, вам пора найти для себя другого героя — того, кто сможет научить уверенности в себе. Я рекомендую вам самой стать этим героем, чтобы обрести здоровье».

В 1987 году в возрасте сорока двух лет от осложнений рассеянного склероза скончалась талантливая британская виолончелистка Жаклин дю Пре. Когда позже ее сестра Хилари пыталась выяснить, не мог ли стресс вызвать болезнь Жаклин, неврологи решительно заверили ее, что стресс тут ни при чем.

Точка зрения ортодоксальной медицины с тех пор почти не изменилась. «Стресс не вызывает рассеянный склероз, — сообщает пациентам брошюра, недавно опубликованная Клиникой рассеянного склероза при Университете Торонто, — однако людям, страдающим рассеянным склерозом, рекомендуется избегать стресса». Это утверждение сбивает с толку. Конечно, стресс не вызывает рассеянный склероз — у него нет единственной причины. Нет сомнений, что развитие рассеянного склероза зависит от взаимодействия ряда факторов. Но правильно ли говорить, что стресс не играет существенной роли в проявлении симптомов заболевания? Научные исследования и рассмотренные нами истории дают все основания полагать, что играет. Об этом же свидетельствует жизнь Жаклин дю Пре, чьи болезнь и смерть являются почти классическим примером разрушительного влияния стресса, вызванного подавлением эмоций.

Люди часто плакали на концертах дю Пре. Как кто-то заметил, ее взаимодействие с публикой «было поистине захватывающим и оставляло всех очарованными». Ее игра была страстной, порой невыносимой по эмоциональному накалу. Она прожигала прямую тропинку к сердцам слушателей. В отличие от личной жизни, на сцене она держалась совершенно свободно: ее волосы развевались, тело покачивалось, это больше походило на рок-н-ролльный эпатаж, чем на сдержанность, присущую исполнителям классической музыки. «Она казалась милой застенчивой селянкой, — вспоминал один обозреватель, — но с виолончелью в руках становилась будто одержимой»¹⁰.

Некоторые из записанных выступлений дю Пре, в частности концерт для виолончели Элгара, остаются непревзойденными — и скорее всего, такими и останутся. Этот концерт был последней крупной работой выдающегося композитора, он был написан в атмосфере отчаяния, царившего после Первой мировой войны. «Все доброе, чистое, прекрасное далеко позади и никогда не вернется», — написал Эдвард Элгар в 1917 году. Ему шел седьмой десяток, его жизнь клонилась к закату. «Умение Джеки передать эмоции человека, встречающего осень своей жизни, было одной из ее потрясающих и необъяснимых способностей», — пишет ее сестра Хилари дю Пре в своей книге «Гений в семье»¹¹.

Потрясающей — да. Необъяснимой? Пожалуй, нет. Сама того не ведая, к двадцати годам Жаклин дю Пре тоже вступила в осень своей жизни. Уже через несколько лет начнется болезнь, которая вскоре положит

конец ее музыкальной карьере. Ее эмоциональный опыт, выражаемый только в музыке, был полон сожалений, покорности и чувства потери. Она понимала Элгара, потому что изведала такое же страдание. Его портрет всегда волновал ее. «У него была несчастная жизнь, Хил, — говорила она своей сестре, — он был болен, однако, несмотря на это, его душа сияла, и я чувствую это в его музыке».

Мы знаем о жизни Джеки с самого раннего возраста. Ее мать, Айрис, узнала о смерти собственного отца, когда находилась в родильном доме вместе с Джеки. С того момента отношения Джеки с матерью стали симбиотической взаимозависимостью, от которой ни одна из них не могла освободиться. Дочери не разрешалось ни быть ребенком, ни становиться взрослой.

Джеки была чувствительной девочкой, тихой и застенчивой, иногда непослушной. Говорили, что она всегда была спокойной — за исключением тех моментов, когда играла на виолончели. Учитель музыки вспоминает, что в шесть лет она была «ужасно вежливой и хорошо воспитанной». Она демонстрировала миру лицо приятной и уступчивой девочки. Секретарь в школе для девочек, куда ходила Джеки, вспоминает ее как счастливого веселого ребенка. Одноклассник из старшей школы говорит о ней как о «дружелюбной, радостной девушке, которая хорошо со всеми ладила».

Однако самой Джеки реальность представлялась совсем другой. Хилари вспоминает, что однажды ее сестра расплакалась: «Я никому в школе не нравлюсь. Это ужасно. Они все дразнят меня». В интервью Жаклин описывала себя как «одного из тех детей, которых другие дети терпеть не могут. Они собирались оравами и говорили ужасные вещи». Она была неуклюжей девушкой-подростком, неловкой в обществе, не интересовавшейся учебой и немногословной. По рассказам сестры, Джеки всегда было трудно выражать свои мысли. «Наблюдательные друзья замечали оттенок зарождающейся меланхолии за солнечным фасадом Джеки», — пишет ее биограф Элизабет Уилсон в книге «Жаклин дю Пре»¹².

До самой болезни Джеки прятала свои чувства от матери. Вот леденящее душу воспоминание Хилари о детстве — напряженное лицо Джеки и ее шепот: «Хил, только не говори маме… когда я вырасту, я не смогу ходить и двигаться». Как понимать это ужасное исполнившееся пророчество? Как нечто мистическое или как точное отражение того, что в глубине души маленькая Джеки уже тогда чувствовала себя скованной, неспособной двигаться самостоятельно, будто жизнь в ней была парализована? А «не говори маме»? Покорность того, кто уже осознал всю тщетность попыток донести боль, страх и тревогу — теневую сторону своей души — до матери, неспособной воспринять такую информацию. Намного позже, когда ее настиг рассеянный склероз, бесконечная покорность Джеки матери уступила место приступам неконтролируемой ярости. Кроткий ребенок превратился в озлобленного взрослого.

Как бы Жаклин ни любила и ни боготворила виолончель, что-то в ней сопротивлялось роли выдающейся виолончелистки. Эта роль не оставляла места для ее подлинного «я». Ее виртуозная игра была для нее единственным способом выразить эмоции и привлечь внимание матери. Рассеянный склероз дал ей возможность отбросить эту роль — таким образом ее тело говорило «нет».

Сама Жаклин не могла открыто отвергнуть ожидания всего мира. В возрасте восемнадцати лет, уже будучи публичной персоной, она страстно завидовала другой молодой виолончелистке, которая тогда переживала кризис. «Той девушке повезло, — сказала она подруге. — Она может бросить музыку, если захочет. А я никогда не смогла бы бросить музыку, потому что слишком много людей потратили на меня слишком много денег». Виолончель возносила ее на невероятные высоты, и она же была ее кабалой. Несмотря на ужас перед жертвой, которую требовала от нее музыкальная карьера, Жаклин подчинилась тому, к чему ее обязывали талант и ожидания семьи.