Когда ты вернешься ко мне
Шрифт:
Миллер схватился за бока, едва способный говорить.
– Ронан Венц.
Я протянул руку вверх.
– Очень приятно.
Ронан скрестил руки на груди, одна из которых была испачкана кровью до запястья.
– Сумасшедшие ублюдки.
– Как ты это сделал? – спросил я Миллера, вытирая глаза.
– Сделал что?
– Играл и пел вот так. Как… чертово чудо.
Он покачал головой, хотя я видел, что мои слова его тронули.
– Ничего особенного. Все давно знают эту песню. Ей уже миллион лет.
– Песню,
Ченс распахнул входную дверь.
– Я сказал, убирайтесь на хрен с моей территории!
Он бросился к нам вниз по лестнице, за ним следовал Ривер, выражение его лица все еще было жестким и тщательно контролируемым.
Это я с ним сделал. Высосал его улыбку, как вампир, которым и являюсь…
Светловолосая девушка принесла Миллеру его гитару, и тогда пришло время уходить. Он, Ронан и я помчались к моей машине, под защиту Джеймса с его видом мафиози.
– Добрый вечер, Джеймс, – сказал я. – Не будете ли вы так любезны избавить меня и моих друзей от этого района?
Джеймс не задавал вопросов, но делал так, как я просил, и это мне нравилось в нем больше всего. А еще то, что он водил машину, как Харви Кейтель в «Криминальном чтиве».
– Домой, сэр? – спросил он, уверенно ведя седан на бешеной скорости по темным улицам.
– Черт возьми, нет. – Я повернулся к своим новым спутникам. – Есть идеи, джентльмены?
Миллер и Ронан обменялись взглядами, а затем здоровяк кивнул.
– В мое место, – произнес Миллер. – Жилой комплекс «Лайтхаус».
Джеймс направился по обсаженным деревьями улицам в более бедный район на утесе. Поездка занимала десять минут. Но он добрался за пять, затем припарковал машину на дерьмовой стоянке с разбитым тротуаром под алюминиевым навесом.
– Мило, – прокомментировал я. – Афтерпати у mon amie Стрэттона?
– Не совсем. – Миллер кивнул на Джеймса. – Как долго он будет ждать?
– Столько, сколько потребуется. – Я закурил гвоздичную сигарету и отмахнулся от дыма и любопытных взглядов парней. – Не бойся, Джеймсу хорошо платят.
– Ладно. Пойдем.
Миллер и Ронан повели меня вниз к изолированному участку пляжа, на котором передвигаться оказалось нелегко. Над нами нависали скалы, а сузившаяся тропинка была вся усеяна камнями. В моих ботинках хлюпала вода, портившая обувь песком и солью.
Может быть, меня собираются убить, а потом сбросить тело в океан.
После безумия на вечеринке я бы не слишком этому удивился.
В конце концов тропинка свернула в сторону от прибоя, и идти стало легче. Преодолев особенно большой пористый кусок скалы, мы подошли к небольшой рыбацкой хижине, притулившейся к массивному валуну. У нее был свой собственный
Я заглянул внутрь небольшого строения. Смотреть особо не на что. Из грубо вырезанного в стене окна лился лунный свет и освещал деревянную скамью и стол.
– Неплохо. Но небольшой ремонт не помешал бы.
Ронан развел костер, а Миллер тяжело рухнул на один из трех камней вокруг кострища, представлявших импровизированные стулья. Он порылся в рюкзаке и высыпал на ладонь несколько жевательных резинок.
– Колеса? – поинтересовался я. – Делись с ближним, Стрэттон.
– Глюкоза. У меня диабет.
Я опустился на свой собственный камень-стул, новость поразила меня на удивление сильно. Я едва знал этого парня, но что-то подсказывало мне, что он уже достаточно настрадался.
– Ты в порядке?
– Ага. Спасибо, – ответил он. Ронан тем временем развел огонь с помощью жидкости для розжига. – Чем ты так разозлил Ривера Уитмора?
Поставил его в неловкое положение, как настоящая сволочь.
– Я сегодня многих позлил. Тебе стоит быть более конкретным.
– Когда вы играли в эту семиминутную игру.
– Ах да, – протянул я, блуждая взглядом по черном океану, чьи волны разбивались о скалы и покрывались белой шапкой пены. – Не помню.
– Уверен?
– Похоже, ты разочарован.
– Я надеялся, что ты врезал ему по яйцам.
– Рассказать?
Миллер на мгновение задумался над ответом, затем устало покачал головой.
– Не сегодня.
– Вполне справедливо, – согласился я, радуясь, что тему замяли.
Ронан вошел в Хижину (с большой буквы Х) и вернулся с пивом в руках. Я с благодарностью взял одну бутылку, но Миллер отказался.
– Все еще неважно себя чувствую, – пояснил он и достал из рюкзака бутылку апельсинового сока.
В двадцати ярдах [19] накатывали и отступали волны океана, а ветер был прохладным и бодрящим.
Умиротворение.
Океан, решил я, не похож на озеро. Океан был живым и движущимся, его переполняла энергия, накатывала и разбивалась о берег, омывала зазубренные, разбитые скалы и оставляла их гладкими.
Озеро же было зловещим. Застывшим. Его холодная черная вода заполняла каждую пору, и если засосет тебя, то не оставит и следа.
Я вздрогнул и попытался сделать то, что всегда советовал доктор Лэнг, – заземлиться в настоящем моменте, где прошлое не могло меня коснуться.
19
20 ярдов – примерно 18,3 м.