Когда уходит земной полубог
Шрифт:
— Да о разном! Я даже речь о мире с Каролусом шведским повёл, но куда там! Есть в твоём отце сила великая и дух отважный — идёт своим путём и не сворачивает. Таких мужей Бог редко России посылает! — Иов снова глянул на царевича и спросил тихо: — Ну а ты-то сам как с ним ладишь?
— Да вот впервой важное дело доверил: провиант собирать, рекрутов смотреть, фортеции приграничные крепить! — с невольной гордостью ответил царевич.
— Вот и славно, что с отцом ладишь! — успокоился Иов. — Пока наверху согласие — и смута не страшна! А приграничье крепить — самое нужное дело, когда опять шведа ждём-поджидаем!
— Да
Иов встал, ещё раз перекрестил юношу, сказал просто:
— Сие — добрый знак! Значит, в самую страшную годину доверяет монарх сыну блюсти столицу! Верит в тебя! Единством силён род Романовых!
Через день, осмотрев устроенный Иовом первый в России гошпиталь для увечных воинов и недавно открытую парусную мануфактуру и оставив Корчмина чинить стену детинца, а Корнева поставлять в армию рекрутов, царевич поспешил в Москву. «Доверяет столицу — сие добрый знак!» — вспоминал он по дороге слова Иова, на душе было светло.
Отправив большую часть рекрутов в войска, Роман с двумя сотнями новобранцев, которых отобрал сам, и десятком старослужилых сержантов, перешедших вместе с ним из сводного новгородского полка, остался в Новгороде, ожидая, когда Ренцель приведёт из Санкт-Петербурга полк невских драгун.
Роман и его дядька-пестун, старый вахмистр Кирилыч, разместили новый эскадрон на широком подворье Юрьева монастыря. Отец игумен был рад такому соседству, поелику полевые работы были в полном разгаре, а ратники — мужики, труженики добрые, да и стоила их работа копейки, — за харчи работали.
Роман не возражал, когда Кирилыч и монастырский отец эконом договорились посылать каждый день по половине команды рекрутов собирать урожай на монастырских полях, да и как он мог возражать, ежели казённый провиант ещё где-то шёл в эскадрон из Петербурга. А здесь монахи кров дали и кормили солдат отменно.
Роман рекрутами был доволен. Отобрал он в Новгороде крепких молодцов, да из ямщицких сел под Валдаем Кирилыч привёл добрых конников, привычных к лошадям сызмальства. К тому же парни были сметливые — ведь на землях бывшего Господина Великого Новгорода не одни горожане, но и многие простые мужики грамоту ведали. Обучать их «сену-соломе» было ни к чему. Уже через неделю все маршировали исправно. Так что у Романа и у его верного вахмистра Кирилыча скоро оказалось немало свободного времени. Можно было навестить и своих родичей в Новгороде. У Кирилыча, правда, там никого не осталось, но он так долго жил с мальцами Ромкой и Никиткой у покойного деда Изота, что семью Корневых почитал родной семьёй, а самого себя как бы дядькой для молодых офицеров-братцев. Потому и обрадовался, когда Роман как-то бросил:
— А что, Кирилыч, не навестить ли нам тётку Глафиру, не повидать ли дедушкин дом?
Сказано — сделано, и через час уже и Роман, и его наперсник сидели в лодке.
— Благодать-то какая, простор дивный! — не удержал Роман своё восхищение, показывая на бескрайние заливные луга на другой стороне Волхова, протянувшиеся до самого Ильменя.
— Простор наш, новгородский, эвон и Спас на Нередице уже выглядывает! — кивнул головой Кирилыч и, обращаясь к гребцам-рекрутам, приказал: — Греби, Циклоп, прямо греби! Вниз-то по реке легко идти!
А Роман вспоминал, как сидели они три года назад с братом Никиткой и всё тем же Кирилычем, после нечаянной смерти деда Изота, у той же самой Нередицы, варили уху и
— Слава те Господи, вот и Святая София глянула! — перекрестился Кирилыч на крест собора, купола которого заблестели из-за поворота реки.
— Новгородцы в старину говаривали: где Святая София, там и Господин Великий Новгород! — заметил Роман Прову, оглянувшемуся на новгородское диво. А затем подмигнул Кирилычу: — Что, старый греховодник, потянуло взглянуть на родные места, новгородской медовухи хлебнуть, красных девок пощупать?!
— А что ж, можно и пощупать! Мужчина я, почитай, в полном соку: всего тридцать шесть годков стукнуло! Отчего бы и любу не завести?! — гордо ответствовал Кирилыч.
— Тю, дяденька, да ты уж совсем старик! — весело оскалился второй рекрут, сидевший на вёслах рядом с одноглазым Провом.
«Для румянощёкого осьмнадцатилетнего Тимофея, взятого в рекруты из ямщицкого валдайского села Яжелбицы, Кирилыч и впрямь, должно быть, кажется стариком, хотя силушки-то у этого «старца» поболе, нежели у этого мальца», — насмешливо отметил про себя Роман. Впрочем, и для него Кирилыч, с тех пор как три года назад вот отсюда, из Новгорода подались они втроём в драгуны, как-то привычно и незаметно стал верным и преданным дядькой — вахмистром, и даже не верилось, что у него может быть какая-то своя жизнь, отличная от жизни эскадрона.
— Тихо, старый ты чёрт! — строго прикрикнул он на Кирилыча, вздумавшего здесь же на месте проучить наглеца рекрута. — Ещё лодку опрокинешь!
Кирилыч отпустил юношу, пообещав напоследок:
— Подожди, начнутся настоящие ученья, будем биться на палашах, я тебе ещё покажу, кто из нас старик!
Лодка клюнула носом у Гарольдова вымола. Здесь было сейчас многолюдно: рыбаки с Ильменя доставали утренний улов и бойко торговались с новгородскими молодками.
— Коль ужо к твоей тётке-скупердяйке шастаем, то без гостинца никак нельзя? — Кирилыч по-хозяйски выбрал у рыбака двух здоровенных, рвущихся из рук судаков.
И в эту минуту базар потряс высокий женский вопль:
— Племянничек, родный! Никак, с войны целый вернулся! — И тётка Глафира, заявившаяся закупить своим мужикам рыбки на уху, уже сжимала Романа в железных родственных объятиях. Ежели Дотоле Роман, по чести говоря, ещё колебался, идти ль ему к тётушке, так ловко, после кончины деда Изота, выставившей их с братом, сирот, с наследственного подворья, то теперь все сомнения отпали.
— Какая ни есть, а всё родня! — Он махнул рукой и, приказав рекрутам сторожить лодку, поправил офицерский шарф и бодро зашагал рядом с тёткой. А та горделиво оглядывалась и сообщала всем встречным уличанским кумушкам, что нынче вернулся Ромка, её племяш, и вернулся не простым солдатом, а в офицерском чине-звании.
Кирилыч маршировал сзади. Тётка было оглянулась на него сердито (само собой, она признала в этом здоровенном краснорожем ёрнике бывшего подручного деда Изота), но, увидев двух здоровенных судаков в лапищах вахмистра, милостиво кивнула и даже предоставила для рыбы добрый мешок.
За обеденным столом до позднего вечера засиделись. Из кузни к обеду заявился муж тётки Глафиры Евдоким с двумя старшими сыновьями.
— Ну и молодцы у тебя вымахали — нашему Никитке по росту да стати не уступят! — восхитился Роман, принявший уже наливочки домашнего изготовления.