Когда в задаче одни неизвестные
Шрифт:
Айдаров подождал, пока Рахим оглядится.
— Ну, как и обещал: прошло несколько дней, и мы готовы устроить тебе очную ставку. С теми лицами, о которых ты говорил, и еще кое с кем... А для начала все же расскажи, где был десятого сентября, что делал.
— В Аральске был, у сестры.
Айдаров легонько усмехнулся.
— Вот тебе бумага, так и напиши, был в Аральске. Напиши, когда выехал
Рахим писал, остальные молчали. Рахим уловил это. Покосился по сторонам, помедлил — и снова ручка поползла по листу бумаги.
— Все? Кончил? — спросил Айдаров, когда Рахим положил ручку.
Рахим кивнул.
Айдаров взял листок, глянул на него.
— Значит, был в Аральске?
Рахим промолчал.
Айдаров отложил в сторону листок с показаниями Рахима, отложил как что-то неважное, несущественное, чего там — отложил как что-то совершенно ерундовое.
— Ты, конечно, потрудился, писал... А теперь пиши правду
— Но, гражданин начальник...
— Не был ты десятого в Аральске, — сказал негромко Айдаров.
Рахим покосился в одну сторону, в другую. Поджал губы — большой, угрюмоватый нос его стал еще больше.
— С одним с вами можно поговорить? — спросил Рахим Айдарова.
— Нет, нельзя, — твердо сказал Айдаров. — Это, — указал на Кучеренко, — тоже заместитель начальника отдела, все остальные — наши сотрудники. Так что давай при всех — тебе же легче будет.
Рахим вздохнул, обреченно поглядел на собравшихся.
— Думал: возьмут вот так — сразу расколюсь, — заговорил просто, без затей. — В горотделе молчал — у них ничего не было... Давно ждал: так вот возьмут — сразу сдам себя в ломбард, и все...
Рахим долго рассказывал. Говорил много из того, что собравшимся было уже известно. Наконец, вот оно, новое:
— ...На вокзал я после танцев пришел со своим братишкой, с Булатом, и его товарищем, Лешкой Ежовым.
— Зинаида Ежова кто ему? — спросил Айдаров.
— Мать его... Да, пришли на вокзал, а там Звонарь. Последнее время он мне не нравился — Футболиста на меня насылал. И к чувихе моей стал прилипать. Я ему прощал, теперь думаю, хватит, надо поговорить как следует... Я Булату с Лешкой: «Придеритесь к Звонарю». Они
Булат здоровается, протягивает руку. Звонарь не подает свою. Я ему, Звонарю: «Что, падло, зазнаешься? А ну, пойдем поговорим». Пошли в тупик, между вагонами. Звонарь стоит — руки в карманы, щерится. Думаю: у него что-то есть, наверно, раз руки в карманах... Чтоб он меня не пришил, бросаюсь на него первым... Звонарь вытащил лезвие... Я перехватил его руку, его же лезвием пырнул ему в кишки. Звонарь схватился за живот, крикнул: «Хватит, Рахим, ты меня убьешь», — и побежал от меня. Я догнал, ударил в спину...
— Выходит, «поговорил»? — с горечью спросил Айдаров.
— Так вышло, — ровно сказал Рахим. — Замочить его я не хотел, собирался поучить немного. А он — с лезвием...
ДОПОЛНЕНИЕ ОТ АВТОРОВ
Мы сидим в кабинете Галимжана Сарсенбаевича, беседуем с ним, с его помощниками. Беседуем, расспрашиваем не один час. Кажется, все, что на взгляд наших товарищей из милиции, может нас интересовать, уже рассказано по порядку — дело ведь сделано, — теперь разговор перескакивал с одного на другое. Многие реплики в чем-то лишь дополняли рассказ, что-то проясняли.
Мы узнали, что Рахим хотел облегчить свою участь, сказав, что ударил Мамбетова его же ножом. Узнали, что дружки советовали Булату, младшему брату Рахима, взять все на себя: Булат несовершеннолетний, ему «вышка» не грозит. Узнали: Нургалиев сожалел, что простил Рахиму удар ножом: если бы не простил, теперь бы Рахима не взяли за убийство. Узнали также, что Джанибек Умырзаков договаривался с Мамбетовым взять контейнер, но Рахим помешал окончательному разговору. И, видно, потому Мамбетов назвал Джанибека — Джанибек бросил Мамбетова одного, убежал, когда увидел нож в руках Рахима. Узнали и то, что Шамов знаком с Рахимом, так что интуиция не подвела Сарсенбаева. Шамову предъявлено официально обвинение в сокрытии преступника.
Все теперь кажется нам и нашим собеседникам простым и очевидным. Так бывает, когда в трудной задаче со многими неизвестными наконец-то найдено решение.