Когда вмешалась жизнь
Шрифт:
— Опасаюсь? Нет. Это не совсем подходящее слово. Боюсь до усрачки — уже ближе, но даже это кажется слишком слабым.
— Каковы мои шансы получить здесь работу в интересующей меня сфере?
— Паркер…
— Скажи мне. Если бы мне не нужна была твоя честность, я бы не спрашивала.
Тяжело вздохнув, Леви потер виски.
— Без опыта?
— Да.
— Без связей с кем-то влиятельным?
— Да.
Он провел ладонями по лицу и пробормотал что-то.
— Что? Я не расслышала.
Его руки упали на колени.
— Нулевые.
Широко раскрыв глаза,
— Понятно.
— У меня есть связи. Я могу предложить тебе…
— Нет. Я не хочу…
— Свою помощь.
— Считаешь, я должна принять твою помощь?
— Паркер, давай не будем этого делать.
Он сжал трясущиеся руки в кулаки. В прошлом подобные разговоры случались у него слишком много раз. И всегда означали начало конца.
Она спустила ноги на пол и наклонилась вперед.
— Я хочу этого. Хочу поговорить с тобой о поиске работы. Настоящей работы. А не должности наемной компаньонки без реальной ответственности.
— Да!
Она вздрогнула.
Леви съежился.
— Прости. Это правда. Я не хочу говорить с тобой об этом, но если ты настаиваешь, зная, что я могу сказать то, что ты не захочешь услышать, у меня нет выбора. Да… я считаю, тебе стоит принять мою помощь. Не потому, что мы делим постель, а просто потому, что это умно. В идеальном мире каждое резюме имело бы шанс. Но это не наш мир. Твое резюме ляжет на дно стопки и пропадет. Даже если там был бы указан двадцатилетний опыт работы в этой сфере. Единственный способ в данной отрасли, чтобы твое резюме оказалось прочитано, — это если кто-то скажет им прочитать его. Справедливо? Нет. Это жизнь? Абсо-нахрен-лютно. Я не могу гарантировать, что тебе дадут работу. Но без опыта никто не пригласит тебя на собеседование, даже если посмотрит твое резюме. Что я могу тебе гарантировать, так это собеседование. И на нем тебе придется до чертиков выложиться, чтобы презентовать себя. Показать игру, достойную «Оскара», и заставить их увидеть что-то, на что стоит рискнуть. Это будет зависеть только от тебя. Мы все ищем шанс проявить себя в жизни. Я не могу никому доказать это за тебя, тем более, когда мы делим постель. Но я могу дать тебе шанс.
— Мне все равно будет казаться, что я прокладываю себе путь к вершине через постель.
Леви усмехнулся.
— К вершине? Вот тебе новость: ты не начала бы с вершины. Даже если ты выиграешь в лотерею при приеме на работу, тебе дадут должность начального уровня, где ты будешь приносить кофе какому-то чуваку, проработавшему в компании на два года дольше тебя. Никто не поставит тебя завтра в прямой эфир. Опыт, вот что тебе требуется.
— А носить кофе — это разве опыт?
— Это формирование характера.
У нее отвисла челюсть.
— О, так я бесхарактерная?
— У тебя лучший характер. Но они этого не знают. Они хотят увидеть это сами. Через терпение. Трудолюбие. Преданность. Кофе. Сливки. Сахар. Доставку в химчистку вещей какого-нибудь чувака. Это не должно стать для тебя проблемой, ты уже предлагала сделать подобное для меня.
Леви
— Ты смеешься надо мной. Я вижу твою дурацкую ухмылку! — Она вылетела из кабинета.
Любой другой мужчина пошел бы за ней и загладил свою вину, солгав сквозь зубы. Леви завидовал этому мужчине. У него не было выбора, кроме как ждать, пока она вернется к нему… или уйдет. От последнего у него свело желудок.
*
Остаток дня Паркер провела, исследуя район Набережной, заглядывая в бутики в поисках убежища от неумолимой жары и покупая ледяной капучино в трех разных кафе. Она проверяла телефон, как радионяню, но Леви так и не попытался ей позвонить или написать. Второй день в Аризоне казался преждевременным для их первой ссоры.
К пяти она вернулась в квартиру, понятия не имея, что ему скажет. У дверей ее встретили Рэгс, аромат итальянских трав, тихая музыка на заднем фоне и лязг сковородок на кухне.
— Ты готовишь?
Смотрясь великолепно в темных джинсах и васильковой футболке, облегающей его скульптурный торс, Леви оглянулся через плечо.
— Иногда. — Размешивая красный соус в медной кастрюле, он с опаской на лице окинул ее взглядом.
— Прости, что я так сбежала. Это было незрело с моей стороны. — Она подошла к нему сзади, прижалась грудью к его спине и обвила руками его талию.
Леви напрягся.
— Но я не жалею, что заставила тебя быть честным со мной. Мне нужно было это услышать. Я просто еще не решила, что буду с этим делать.
— Где ты была? — Его голос звучал холодно.
Паркер отодвинулась от него, чувствуя, что пересекла невидимую черту, которую он не предлагал ей пересекать.
— Просто гуляла по магазинам. Выпила слишком много кофе. Пришла в ужас от цен на дорогие шмотки, которые никогда не смогу себе позволить.
Он продолжал помешивать соус.
— Ты злишься?
Леви покачал головой.
— Не спрашивай, если не хочешь…
— Я уже поняла, Леви! И спрашиваю, потому что хочу знать.
Он выключил газ и швырнул деревянную ложку на стойку, разбрызгав повсюду соус, затем повернулся к ней.
— Да! Я злюсь, потому что не мог справиться с этим дерьмом. Ждать ответа целый гребаный день. У меня была работа, но я не мог ни на чем сосредоточиться или чертить, вот как сильно дрожали мои проклятые руки!
Он вытянул трясущиеся руки. Затем сжал их в кулаки, чтобы остановить дрожь.
Знакомая боль вернулась в грудь Паркер, и слезы наполнили ее глаза.
— Ответа на что? — прошептала она.
— На обычный вопрос. Ты ушла?
— Что?
— Ты ушла? Они все уходят. Толкают меня снова и снова, пока я не выверну перед ними душу на изнанку, а затем уходят. Кто останется с придурком, который не умеет подвергать цензуре то, что говорит? Если собираешься уходить, то уходи. Но не оставляй здесь свои шмотки и не оставляй меня в подвешенном, мать его, состоянии на весь день, гадать, когда же ты вернешься — и вернешься ли вообще — или позвонишь.