Когда земли окутает мрак
Шрифт:
Она сделала еще один глоток. И помстилось, будто свет померк и опустилась ночь. А потом вдруг откуда ни возьмись вспыхнули два огонька. Хейта глядела на них, как завороженная, и не могла наглядеться. Они манили и очаровывали. Она открыла рот, чтобы что-то сказать. И неожиданно поняла, что смеется.
Ей было невдомек, над чем она смеется, да это было вроде и неважно. Мар вдруг тоже загоготал своим ярким, безудержным, упырьским смехом. Глядя на него, и Харпа невольно заулыбалась. Посетители трактира принялись оборачиваться на них,
Гэдор дружески похлопал Брона по плечу, что-то прошептал ему на ухо, и губы волка-оборотня тронула робкая улыбка. Следопыт же прыснул в кулак и снова взялся за кружку.
Они не помнили, о чем говорили. Слова ложились сами собой, никто не трудился их искать. Беседа вилась, точно лента на ветру. Тревоги словно бы разом оставили их. Обычно напряженные лица разгладились, смех звенел то и дело, как весенняя капель.
Упырь осмелел до того, что приобнял Харпу за плечи, а та отчего-то и не подумала сопротивляться. Напротив, проявив невиданный такт, выслушала его незатейливую шутку и даже ласково похлопала ладонью его по тощей щеке.
Брон то и дело бросал на Хейту смелые, пылкие взгляды. Девушка чувствовала, что краснеет, но это ее почему-то совсем не заботило. Она глядела в ответ с вызовом, пламенем, страстью и загадочным блеском в больших жемчужных глазах.
Гэдор принялся сказывать какую-то байку. Все слушали его, раскрыв рот. Говорил он запальчиво, громко, помогая себе когда руками, а когда и всем телом. А они безошибочно знали, когда надо было молчать, а когда взрываться очередным ураганом смеха.
Время летело. А они любезничали и хохотали. Волосы растрепались, лица раскраснелись. Они улыбались так много, что заболели щеки. Дышалось легко. Заботы более не тяготили сердце. Мир вокруг кружился и ярко сверкал, словно омытый радугой. И никто не заметил, как кружки их постепенно опустели…
Хоровод из огоньков, кружившихся перед глазами, начал понемногу стихать. Заливистый смех раздавался все реже и реже. Слова все трудней рождались на устах.
Мар было наклонился к Харпе, чтобы что-то ей прошептать, а она оттолкнула его локтем. Гэдор на половине истории вдруг позабыл, о чем хотел сказать, и оторопело умолк. На лбу волка-оборотня собрались привычные морщинки. Хейта вдруг поймала себя на мысли, что бесстыдно пялиться на оборотня ей не пристало, и смущенно потупилась.
Мар тряхнул головой и недоверчиво пробормотал:
– Эка нас развезло!
Все еще приходя в себя, Гэдор обвел своих спутников встревоженным взором, остановился на Хейте и резко поменялся в лице. Девушка немедленно вскинулась.
– Что такое?
– Твои глаза, – хрипло выдавил тот.
– Что с ними? – Хейта затравленно огляделась.
Мар судорожно сглотнул.
– Они… светятся…
Хейта онемела всего на мгновение, а потом торопливо накинула капюшон. Натянула по самый нос, прикрывая ладонью лицо. Но все понимали, что
– Надо уходить! – жестко бросил оборотень.
Гэдор согласно кивнул:
– Уходим!
Подскочил на ноги, выудил из кармана кошель с деньгами, растянул завязки, высыпал на стол монет так, чтобы хватило с излишком, и, уперев в стол оторопелый взгляд, так и остался стоять.
Друзья тоже невольно опустили глаза. На столе лежала карта. Их волшебная карта. Лежала всё это время. Просто чудо, что ее никто не украл! И шероховатая поверхность ее тускло светилась красным, словно нос спящего дракона.
– Ну наконец-то! – простонал Мар.
Гэдор быстро ее развернул. Остальные подступили как по команде, нависнув над столом.
– Где? – выдохнул Брон.
Тот нахмурился.
– Деревня Морэй. На границе с Сумрачным лесом.
– Что?! – возопил упырь. – Опять Сумрачный лес? Морэй на севере стоит! Да хуже места выдумать нельзя!
Гости за соседними столиками вновь принялись оборачиваться. Теперь кто недовольно, кто недоуменно, кто с любопытством.
Следопыт сунул карту во внутренний карман и бросил жестко:
– Нашел время орать! Нам убираться надо! – И подтолкнул его в спину. – На выход!
Они проследовали меж столами крадучись, словно воры. Хейта смотрела себе под ноги и изо всех сил старалась не споткнуться и не упасть. Она кожей чувствовала на себе цепкие взгляды, хотя и не видела тех, кто глядел. Гэдор бережно поддерживал ее под руку, а Брон ограждал спереди, словно свирепый воин-наемник.
Упыри, пастыри, оборотни – все нахально таращились. Таращились, но молчали. И никто не поднялся с места, не попытался их удержать. Мар толкнул дверь, свежий ветер ударил в лицо, и наконец коварный трактир остался позади.
Фела сверлила задумчивым взором входную дверь. Волшебный свет в ее глазах плясал, словно пламя свечи. Востренькое личико источало жгучее любопытство. Она безотчетно выудила из рыжих волос кусочек мха и принялась его сосредоточенно жевать. Изящно утерла тыльной стороной ладони маленький алый ротик и недоверчиво хмыкнула.
– Надо же! Даже не попрощались!
Волк-оборотень, сидевший за столиком напротив нее, неожиданно подался вперед.
– Это ведь они были, да? – с затаенной ненавистью прохрипел он. – Ворона высылать?
Смоляной ворон на его плече, точно очнувшись ото сна, вдруг истошно прокаркал:
– Высылать! Чар! Высылать!
Оборотень шикнул на него, и тот тотчас послушно умолк.
– Да, – с чувством произнесла Фела. – Они самые. Следопыт и его шайка. – Она задумчиво поглядела на свои узловатые пальцы и спросила как бы невзначай: – А что тебе про девушку известно?
Волк-оборотень уставился на нее непонимающе.
– Какую? Патлатую – белобрысую?
– Нет, – мотнула головой та. – Человечку.