Когда земли окутает мрак
Шрифт:
– Такой ты у нас чуткий, просто жуть!
– Мар прав, – твердо произнес Гэдор. – Оставить ее в таком положении неверно. Девочка теперь круглая сирота. Вступиться за нее в случае чего будет некому. Мы должны проводить ее в Торэй.
Брон пожал плечами.
– Можно воспользоваться камнем.
– А если она расскажет кому? – тотчас отозвалась Харпа. – Позабыл, как мы удирали из Доссэрхэма [21] , когда Мар проболтался о камне и молва о нем разнеслась как пожар? Каждый в городе захотел прибрать его к рукам!
21
Доссэрхэм –
– Не позабыл, – обронил Брон. – Но на счету каждая минута.
– Потому довольно болтать! – бросил Гэдор и подозвал Тэю. – В деревне Торэй у тебя часом нет родственников?
Девочка покачала головой.
– Там-то хоть все целы? – беззлобно усмехнулась Харпа.
Та поглядела на нее без улыбки.
– Позавчера были целы. А нынче – не знаю.
– Будем надеяться, что целы, – ободряюще подмигнул девочке Гэдор. – Мы проводим тебя до деревни. А после отправимся выручать людей.
Тэя задумчиво произнесла:
– Отец говорил, что тот, кто выступит против упырей, либо очень смелый, либо просто дурак.
Следопыт рассмеялся.
– Ну, и как ты считаешь, мы из каких?
Тэя помолчала и не ответила.
– Ладно, думаю, у тебя еще будет возможность это выяснить, – добавил тот. – А сейчас давайте-ка поспешим!
III
Погода испортилась. Холодный северный ветер хватал пригоршни листьев беспалыми лапами и, заходясь заунывным воем-хохотом, швырял их в лицо. Туман окружал путников медленно, но неотвратимо, шаг за шагом, кочка за кочкой, точно враг, настолько уверенный в своем превосходстве, что ему и в голову не приходило таиться. Но хуже всего, пожалуй, были вороны.
Толстые и тощие, пушистые и облезшие, наглые и трусливые, они сновали повсюду, не то разведчики, не то часовые. Важно вышагивали по ухабистой каменистой дороге, покачивались на стеблях подсолнухов и таращились на путников с кривых и голых по осени ветвей.
Громкое резкое карканье то и дело разрезало разлитую в воздухе тишину. Всем своим видом черные птицы словно говорили: «Мы знаем, вам недолго осталось. Победа будет не за вами. Мы знаем это, потому и ждем. А после всласть попируем на ваших костях!»
Дорога вилась мутной грязно-серой рекой меж безмолвных холмов и острых, зубчатых скал. Первое время тянулись вспаханные поля. Потом деревенские угодья кончились, и на смену им пришли дикие, лесистые края.
Путники прошли, наверное, с полпути, когда из-за поворота заприметили старую деревенскую телегу. Она лежала криво, на боку. Одно колесо отвалилось, как голова разбойника после казни. В телеге громоздились крутобокие рыжие тыквы.
Самая крупная и дородная из них разбилась о землю. Зазубренные края ее напоминали безумную, зловещую ухмылку, навеки застывшую на безжизненном лице. Над тыквами уже пировали три толстоклювые вороны.
Мар, раздосадованный очередной неудачной попыткой завоевать расположение Харпы, подхватил с земли кривой, замшелый сук и запустил
– А ну пошли отсель! Чудища черноглазые! – Он скорчил страшную рожу. – У-у-у, противные!
Птицы ловко увернулись от палки, так, словно всю жизнь только этим и занимались, и, обиженно каркнув, скрылись в еловом перелеске.
Путники приблизились к телеге. Оборотни принюхивались. Упырь и следопыт старательно осматривали саму телегу и землю вокруг. Только Хейта и Тэя замерли в сторонке. Неожиданно Гэдор замер, точно кто его околдовал, присел и принялся разглядывать траву под телегой.
– Что там? – спросила Хейта.
Следопыт помедлил, взглянув на Тэю, видно, взвешивал, стоит ли говорить правду при ней, но все же решился:
– Кровь. Не ведаю чья, но кровь.
Брон тотчас вырос подле него. Потянул носом.
– Лошади.
– Зато здесь вполне себе человеческая, – отозвался упырь с другой стороны телеги.
Следопыт и оборотень обошли телегу кругом и сгрудились над местом, куда указывал Мар. Тэя наблюдала за ними, затаив дыхание, натянутая, словно стрела.
– Следы крови ведут в лес, – мрачно проронил Гэдор.
– Да уж, – в тон ему сурово проронила Харпа. – Кто бы тут ни был, своими ногами он не ушел.
– Быть может, его ранили только, – предположила Хейта, желая хоть немного успокоить девочку.
Но Тэя неожиданно твердо произнесла:
– Сожрали его. От крови упыри звереют. Так отец говорил.
– Верней всего, ты права, – серьезно ответил Гэдор, приблизившись к девочке. – Но люди, которых они забрали из деревни, могут быть еще живы. И мы сделаем все, чтобы их освободить.
– Мой отец… – вдруг чужим голосом прошептала девочка.
– Твой отец… – так же тихо проговорил тот, мучительно решая, как ему следует поступить.
– Он тоже мертв, – вдруг бросила Тэя, поглядев на него в упор. – Я слышала, как его убивали.
Друзья замерли, потрясенные, даже упырь растерял ворох припасенных слов. Хейта поменялась в лице, присела подле девочки.
– Тэя… – выдохнула она.
– Мы не спали допоздна. Отец рассказывал сказку, – безо всякого выражения продолжила та. – Как вдруг он услышал шум. Выглянул и увидел их. Они уже направлялись к нашему дому. Он успел только погреб открыть и затолкать меня туда. Захлопнул крышку. Задвинул сундук. И ворвались они. – Тэя помедлила. – Они бы не убили его. Но один из упырей стал шарить, мог обнаружить меня. Тогда отец и бросился на него, чтобы отвлечь. Они убили его и уволокли прочь. Из-за меня убили. – Она осеклась.
Хейта развернула ее к себе, вновь горестно выдохнула:
– Тэя. Девочка моя…
Рыжеволосая беглянка сморгнула. Взгляд ее немного прояснился.
– Он спас тебя, Тэя, – прошептала Хейта, глотая слезы, и ласково погладила ее по щеке. – Он погиб, но в том твоей вины нет. Он твой отец. Он не мог иначе. Слышишь?
Тэя молчала. Хейта прижала ее к себе.
– Когда-нибудь ты поймешь… – горячо проговорила она, ласково гладя девочку по волосам.
Дальше они двинулись в совершенном молчании. Туман и ветер, словно почуяв их удрученность, накинулись пуще прежнего, призвав в пособники темноту.