Когда земли окутает мрак
Шрифт:
Резкий удар отбросил его к щербатой стене. Он ударился лицом, чувствуя, как на губах сделалось солоно. Загремела цепь, обжигая кожу Мара леденящим холодом. Он отчаянно закрутил головой, силясь понять, что происходит, задергался и замер, осознав, что оказался намертво прикованным к осклизлым камням.
Из темноты вынырнуло уродливое лицо хорга. Под пепельно-серой кожей, словно черви, змеились черные кровяные сосуды. В обсидиановых глазах шевелилась тьма. Широкий рот искривился.
– Лежи смирно, ублюдок. Не зли лютого Рогзоха. Не то прежде времени глотку
Мар выдавил из себя смешок.
– Так вот зачем вы притащили меня сюда – убить? Разве так положено обращаться со своими собратьями?
Придвинувшись ближе, хорг угрожающе прошипел:
– Ты нам не брат, тварь ничтожная. Вы, предатели, нам отвратней людей. Ты встал на их сторону. И здесь ты с одной целью – сдохнуть мучительной смертью на глазах у всего племени. Мы будем рвать твое тело на части, медленно, кусок за куском, наслаждаясь твоими воплями, пока не оголятся все кости. – Он смерил Мара ненавидящим взглядом. – Иной участи ты недостоин, выродок.
Упырь растянул в улыбке разбитые губы.
– Заманчивое предложение. Но, думаю, откажусь. Слишком нездорово, на мой вкус. – Он прищурился. – А отвращение наше взаимно. В жизни не припомню, чтоб я когда-либо видал таких уродов.
Очередной удар отбросил Мара в сторону. Неожиданно для себя он угодил на что-то мягкое. Воздух огласил глухой стон. Упырь вскинулся и пригляделся. В ворохе грязной рваной одежды он различил изможденное девичье лицо, обрамленное засаленными рыжими волосами. В зеленых глазах незнакомки читались обреченность и страх.
– Это на случай, если проголодаешься, – гадко ухмыльнулся Рогзох. – Нажрешься, больше жизни в тебе будет на казни, а нам – больше веселья.
Упырь поглядел на него с омерзением. Бросил жестко:
– Людей я не ем.
– А вот и зря, – осклабился хорг. – Их мясо – просто объедение. Может, ты их еще не распробовал? Гляди, не понравится эта, здесь их много, на любой, так сказать, вкус. Лучше всего, конечно, дети. Нежнейшее мясо. За уши не оттащишь!
Упыря замутило. То ли от речей этого выродка, то ли от ран и ушибов. Однако он нашел в себе силы подавить рвотный позыв и ищуще огляделся. Взгляд его остановился на невнятных нагромождениях у стен. Сперва он принял их за камни. Но, приглядевшись, судорожно сглотнул.
Это были тела. Одетые и полуголые, целые и окровавленные. Тела стариков, женщин и детей, а меж ними темнели лужи крови и белели кости, самые настоящие человеческие кости. Жуткая мысль поразила и без того исковерканное сознание упыря. Здесь держали пленных и здесь же пировали на их костях.
Мар почуял, как внутри него поднимается волна слепого, безудержного гнева. Он никогда не питал страсти к поеданию двуногих. Ему и четвероногих было жаль, потому он старался убить несчастных как можно скорей, чтобы те не мучились. А то, что творили здесь эти выродки, не находило названия ни на одном из известных ему языков.
Внезапно взгляд упыря упал на рослого хорга, державшего в руках до боли знакомое тело. Мар подорвался и рванул вперед.
– Хейта!
Цепи натянулись, не давая
Он не мог видеть лица Хейты, лишь растрепанные вишневые волосы и повисшую бледную руку, вымазанную в крови.
– А ты смел для предателя, – вдруг произнес чей-то грубый голос. – Только это тебе не поможет.
Мар затравленно огляделся.
– Кто говорит? – глухо выкрикнул он.
Вперед выступил матерый хорг. Мар тотчас признал в нем главаря, виденного накануне. Он был крупней и выше остальных. Крепкие руки его, перевитые черно-серыми мышцами, покрывали старые шрамы – свидетели одержанных им боевых побед.
– Я – Горрах, – надменно произнес тот. – Но здесь меня все зовут Мясником. В том, чтобы разделывать человеческих выродков, мне равных нет.
В обычное время Мар не преминул бы отпустить по поводу этого прозвища едкую шуточку. Но останки человеческих тел на земле и тело Хейты в руках у хорга не располагали к шуткам и смеху.
– По правде сказать… гадить я хотел на то, как тебя зовут! Что вы собираетесь с ней делать? – Мар еще раз попытался вырвать цепи из стены. – Убить, как и меня?
Главарь смерил его взглядом, преисполненным презрения.
– Глупец! Ты – лишь прах. Она пламя. Ее огонь изменит мир.
Упырь вновь яростно дернулся.
– Что это значит? Что это, мать вашу, значит?
В ответ Мясник лишь погано оскалился. Натянув цепь до предела, Мар шагнул вперед. Зеленые глаза его налились кровью, губы дрожали, лицо побелело от трудно сдерживаемого гнева.
– Когда я освобожусь отсюда, а я непременно освобожусь, – прошипел он, – то перережу вас всех до единого, и за девушку, и за тех, кого вы оставили гнить в этой пещере, заживо и замертво. Уж ты не сомневайся. Пожиратели человечины вроде вас другой участи не заслуживают!
Кривая ухмылка сползла с лица главаря. Он тоже шагнул вперед. Стремительный удар распорол упырю бок, тот задохнулся от боли, но не успел издать ни звука. Второй прошелся по лицу. Мар рухнул, давясь собственной кровью.
– Вот так, – мрачно проронил Мясник. – Лежи. И не смей открывать рот, предатель!
Он кивнул остальным, и хорги двинулись к узкому проходу, отделявшему жуткий склеп-темницу от остального подземелья. Только Рогзох остался, заняв свой сторожевой пост. Но Мар того уже не видал.
Тьма разливалась внутри его существа, застилая взор. А кровь растекалась под ним уродливой лужей. Тело деревенело, делаясь непослушным, вязким, чужим. Рассудок покидал упыря. «Холодно, – вдруг подумалось Мару, – очень холодно. Мама не зря говорила… Не играй на реке зимой… Там серпы [23] водятся… Не послушался… Теперь я умру…»
23
Серпа – существо с телом змеи, головой рыбы и пастью, полной зубов.