Кого не взяли на небо

Мглин Клим

— На вот, — старческая рука протянула Джету пожелтевшую керамическую табличку с отбитыми углами, — Освежи память. Это ваше фото: твоё и Госпожи.

Лысеющая голова с остатками буйной гривы почтительно склонилась в сторону, красной, как кирпич, Йоли. Та справилась с истерикой, но всё ещё слабо ухмылялась.

Неупокоенный владыка принял табличку и с интересом уставился на её, истерзанную временем, поверхность. С каждым стуком сердца его мёртвые глаза наполнялись светом искреннего восторга.

На табличке было выбито изображение двух

человек в набедренных повязках, с мускулистыми, поджарыми телами и длинными вьющимися волосами, собранными за спины в тугие хвосты. Один из них обладал собачьей острой мордой и неимоверно длинными стоячими ушами. Странная парочка упоенно предавалась убийству. Они занимались жестокой резнёй, обезглавливая, протыкая и нарезая тела других таких же полуголых нищебродов. Тех навалило уже целую кучу под босые ноги напарников. Лучше всего художнику удалось запечатлеть их оружие. Мужик с нормальной, человеческой головой, вооружился короткой глефой с широким и кривым клинком. Псоглавец сжимал в руках длинный полесворд, с прямым, обоюдоострым лезвием. Бандитские рожи обоих киллеров кривились злорадными садистскими ухмылками.

— Я тут такой молодой... — мечтательно произнёс фараон, — А вот Волк совсем не изменился.

Мутные глаза вновь обожающе уставились на Йолю. Та лишь грустно улыбнулась и, подойдя к другу, прижала его голову к своей плоской груди.

«Сейчас опять обниматься будут, а потом плакать. Заебали они уже с этими соплями», — поморщился Монакура Пуу, отлипая глазом от замочной скважины.

Сержант выпрямился, приосанился и без стука вошёл в каюту.

— А можно мне тоже? — вполне пристойно попросил гигант, протягивая огромную лапу в сторону таблички.

Джет нахмурился, и попытался спрятать фото в нагрудный карман комбинезона.

— Подслушивал? — поинтересовалась Йоля, и поманила пальцем фараона.

Тот нехотя отдал табличку сержанту.

Монакура Пуу утвердительно кивнул Госпоже, потом внимательно изучил изображение, после чего поднял свои бездонные глаза на молодую женщину в драном миниплатье и усохшую мумию в красной шапочке норвежских китобоев.

— Найди двадцать различий, — пробормотал он и вернул табличку фараону.

— Я только скопирую и верну, — обещающе прошелестел Джет, не глядя в сторону паромщика, и каменная плитка исчезла в нагрудном кармане.

Монакура вздохнул:

— Грим вернулся, мокрый, злой, в крыле пуля. Я вытащил.

— Говорит, что эти уроды волосатые сами в говно вляпались, и его подставили.

— Говорит, что оба ранены и, до кучи, безнадёжно глупы, чтобы побороть свою гордость и признаться в этом друг другу.

— Говорит, что если мы не придём на помощь, то популяция нашего отряда сократится на двух ослов.

— Говорит, есть заводь для высадки.

— Говорит, что эти два пидараса забрали всю его рыбу.

— Говорит, что полетел отсюда прочь, потому что, если мелкая узнает о прекрасном продолжении круиза, она всех тут перестреляет, а потом покончит с собой,

а он ещё жить хочет.

— Хм, — задумалась Йоля и, закрыв глаза, вроде бы задремала.

Джет медитировал, Аарон невозмутимо копался в навигационных приборах. Монакура подошёл к барной стойке и, поискав бутылку, ничего не нашёл. Он плеснул в чашку кипяточку и бросил туда же позеленевший от плесени чайный пакетик. Его, похоже, уже заваривали. Год назад.

Звериные глаза распахнулись, пламя ещё не разгорелось, но уже дымило, шо пиздец.

— Как ты там говоришь, мой хороший... Десант своих не бросает? Готовьте «Ньялу». Аарон, заводи двигатель, причаливаем.

Монакура одобрительно ухмыльнулся и решительно произнёс, как отрезал. Таким тоном генералы отдают приказы.

— Я говорил «диверсант». «Диверсант своих не бросает». Мы с моими бойцами справимся, Йоля. Останься с маленькой ярлицей. Неправильно оставлять её с кучей ходячих зомбаков...

Дверь помещения капитанского мостика отлетела от сильного пинка и внутрь ворвался ветер, запах озона и первые крупные градины. Аглая Бездна вперила в предводительницу обличительный взгляд блестящих очей и все черти преисподней повылазали через её чернейшие зраки.

— Подслушивала? — невозмутимо поинтересовалась Йоля.

Бездна глубоко вдохнула, широко открыла огромный, рабочий рот, и...

...И увидела Джета.

Она взвизгнула, прыгнула в сторону и, спрятавшись в Монакуре Пуу, навела на фараона ствол автоматического пистолета «Глок».

— Что это, что это что это?

У девушки тряслись губы и жёстко дёргался правый глаз.

— Познакомься, госпожа молодой адепт, — старый паромщик выдвинулся вперёд, выступая вперёд, словно заправский герольд.

Он обозначил церемониальный поклон усохшему мертвецу и, раздувая от важности впалые щёки, добавил:

— Владыка Джет, Великий Фараон Верхнего и Нижнего Египта, и, по-совместительству, мой первый помощник.

Джет благосклонно кивнул.

Йоля три раза похлопала в ладоши.

Аглая Бездна нажала спусковой крючок, и грудь мертвеца порскнула столбиком пыли.

Монакура Пуу отобрал у девушки пистолет.

Джет покопался в рёбрах и выудил маленькую пульку. Дырка на его груди вмиг затянулась.

— Мы справимся, — пообещала Йоле белая от ужаса Аглая, и Монакура Пуу, обняв несчастную девушку за плечи, вывел ту в коридор.

* * *

— Ааа!!! — восторженно орал Хельги, широко выпучив глаза и упёршись мордой в лобовое стекло. — Как охуетительно!!!

Старый двухдверный пикап, подпрыгивая на выбоинах, корнях, поваленных древесных стволах и на прочих опасных, но вполне преодолимых препятствиях, нёсся по лесной дороге со скоростью лося, ломящегося прочь от преследующей его стаи голодных волков. Автомобиль они отжали на лесной полянке, где валялись два трупа зарезанных Хельги странных человечков. У обоих на головах красовались шикарные ирокезы, у первого — синий, у второго — красный.