Кокаиновые короли
Шрифт:
Семейство Очоа так не роскошествовало. Однако в Медельине они проживали в «Ла Лома» — великолепном особняке на вершине холма в южной части города. Въехавших по серпантину гостей встречал обыкновенно целый табун пони — питомцев старика Фабио. Они охотно принимали еду из чужих рук и благодарно сопели, точно доверчивые, веселые щенки. Старый Фабио с сыновьями — Хуаном Давидом и Хорхе — подолгу живали и на асьенде «Веракрус», разводили лошадей и ухаживали за животными в своем частном зоопарке. Еще Хорхе, развлечения ради, коллекционировал мотоциклы старых марок. Фабио–младший зачастил в Португалию, он мечтал о карьере тореадора. Вся семейка неизменно появлялась на медельинских конных выставках.
Карлос Ледер
11 марта 1983 года Ледер основал Национальное латинское движение — новую политическую партии с ультранационалистическим уклоном, да еще с угрожающим неонацистским душком. Своей основополагающей задачей партия считала расторжение американо–колумбийского соглашения о выдаче преступников. В это время США уже запросили Колумбию о выдаче Ледера, и предстояло заседание Верховного суда. Среди подлежащих выдаче посол Тамз называл Ледера фигурой номер один, именно им больше всего интересовались американские правоохранительные службы.
Ледер прекрасно сознавал угрозу. Его могли выслать не только из Колумбии, но из любой страны, у которой существовало со Штатами двустороннее соглашение о выдаче преступников. Еще в 1982 году Ледер заслал своих людей в госдепартамент США — прощупывать почву — и сам встречался с колумбийским агентом УБН. Предложил продать США Норманс—Кей за 5 миллионов, если они закроют дело. «Военная база вам не помешает», — сказал тогда Ледер. Ему отказали.
Бесстыдство Ледера не знало границ. В конце июля он дал интервью для радио Боготы «Караколь», заявив, что купил «мои острова» на Багамах «более чем за миллион долларов», и с тех пор они верой и правдой «служат самым доходным колумбийским предприятиям». Не произнося вслух слова «кокаин», он признался, что ведает у друзей перевозкой товара. Арест и отсидка в американской тюрьме тоже объяснялись очень просто: он, Ледер, в юности верховодил среди латиноамериканцев всей округи, был вождем, защищавшим «свою расу, свои принципы, свое колумбийство». Теперь же он собирался стать сенатором, хотел «представлять в сенате людей, подлежащих высылке, представлять людей труда и беднейших из бедных. Утверждают, что я вступил в тайный сговор в ущерб США. Скажу больше: я намерен наносить им ущерб, пока не отменят закон о высылке».
Но бравада не принесла результатов. 2 сентября 1983 года Верховный суд решил дело в пользу США, признав Ледера подлежащим высылке. В Колумбии был подписан ордер на его арест. Но Ледер пронюхал о нем вовремя и скрылся. Тем не менее, одобрив приказ о выдаче Ледера, Лара Бонилья передал его на подпись Бетанкуру.
После памятного заседания конгресса, где Лару Бонилью пытались уличить в связях с контрабандистами, Эскобар мог ждать ответного удара в любую минуту. У Лары Бонильи оказалось неожиданно много помощников. Хайме Рамирес и Джонни Фелпс снабдили его всеми необходимыми фактами. Не отставала и пресса. 25 августа на первой странице столичной газеты «Эспектадор» («Наблюдатель») появился подробный отчет о провале группы Эскобара в 1976 году в Медельине, когда у них отобрали кокаин. На фотографиях — крупным планом лицо Эскобара. В последующих номерах газета описывала, как дело Эскобара пылилось по судам, как его посадили, но тут же выпустили и как — в конечном итоге — пропали все протоколы.
8 сентября
11 сентября Эскобар официально заявил о разрыве с Сантофимио. Он, Эскобар, всегда считал, что «лишь будучи членом правительства, человек может служить обществу наилучшим образом», потому–то он и занялся политикой. Теперь общество поворачивается к нему спиной. Что ж, за ним тоже дело не станет. Но из конгресса он не уйдет и от депутатской неприкосновенности не откажется — не дождетесь!
Двенадцать дней спустя медельинский судья, расследовавший дело 1976 года, отдал приказ об аресте Эскобара. Обвинение: вступление в заговор с целью убить агентов службы государственной безопасности, производивших его арест. Двоих убили в 1977 году. А третий — офицер, отвечавший за операцию, — был убит в 1981 году.
Теперь Лару Бонилью удерживал лишь сам президент Бетанкур и его нежелание выдавать контрабандистов американцам. Он так и не подписал ордер на арест Ледера — и не подпишет его еще много месяцев. Из президентского дворца недвусмысленно давали понять: колумбийцев выдавать не будем, ищите другие пути. Но Лара Бонилья гнул свою линию. 26 октября газеты припомнили Эскобару судебный приговор 1974 года за кражу автомашин. В середине октября конгресс решил обсудить вопрос о лишении Эскобара депутатской неприкосновенности. В интервью крупнейшей из колумбийских ежедневных газет «Тьемпо» («Время») Тамз вновь осудил «проникновение торговцев наркотиками в политику» и похвалил Лару Бонилью за борьбу с коррупцией. «Если страной будут править преступники, в Колумбии не останется места для демократии».
Наконец, 17 ноября Колумбийский национальный институт по обновлению природных богатств оштрафовал Пабло Эскобара на 450 000 песо (5000 долларов) за незаконный ввоз в страну восьмидесяти редких животных, которых необходимо содержать в зоопарках. В списке были верблюды, слоны, лось и капибара из амазонских лесов.
Эта капля переполнила чашу. В январе 1984 года Эскобар послал Ортеге заявление об уходе с политической арены. «Политиков не интересует мнение народа и его чаянья». Лара Бонилья все–таки смог вселить страх в души кокаиновых воротил.
10 ПО СЛЕДУ ЭФИРА
9 февраля 1984 года в дискоклубе в горах над Медельином собрался весь картель. Один из основных майамских сбытчиков, принадлежавший к сети Очоа, праздновал рождение сына. Крестным отцом выступал сам Хорхе Очоа. Две тысячи гостей жевали перепелиные яйца в меду, пили шампанское «Дом Периньон» и, гуляя по зеленым склонам, смотрели вниз на распростертый под ногами город.
Празднество растянулось на неделю, и всю неделю главари картеля обсуждали насущные проблемы. Председательствовал на этих встречах Хорхе Очоа, но и Пабло Эскобар при необходимости вставлял свое веское слово. Говорили оба не повышая голоса и были неизменно предупредительны друг к другу. Такая манера вообще характерна для знатных «земляков», а кокаиновых королей отличала к тому же и природная осторожность. Оба обладали теперь безграничной властью, достаточной, чтобы убрать с пути любого неугодного человека. Вот и приходилось обдумывать каждое слово, каждый жест при общении с подчиненными. Недовольный взгляд хозяина, брошенный на кого–нибудь, для расторопных подручных был равнозначен смертному приговору, причем его тут же приводили в исполнение.