Кокон
Шрифт:
Тот внезапно поднял глаза, и в них мелькнуло что-то резкое.
— Да, я верил, — его голос прозвучал тверже. — Это ведь был ее шанс, понимаете? Аборт — это... это не просто медицинская процедура. Это как новая точка отсчета. Я пытался ей это объяснить. Сказать, что у нее еще есть возможность исправить ошибки.
Джеймс слегка наклонился вперед, скрестив руки на коленях.
— И что она сказала?
Миллер горько усмехнулся.
— Она сказала, что я ничего не понимаю. Что ей проще вернуться к тому, что она знает, чем пытаться что-то менять.
— И вы согласились
Гэри резко вздохнул, опустив взгляд.
— Нет, — его голос снова стал тихим. — Я был... разочарован. Такое ощущение, будто ты бьешься о стену. Ты пытаешься помочь, но человек просто... отказывается.
Джеймс некоторое время молчал, внимательно разглядывая собеседника. Гэри избегал его взгляда, будто что-то скрывал.
— Вы противник абортов, мистер Миллер? Если так, то вы выбрали не тот штат для прохождения практики.
— Мои этические соображения никак не должны сказываться на моей работе, детектив, — сухо процедил он. — Мое дело — дать пациенту выбор.
— Это все равно было ее решение, как бы оно ни выглядело со стороны, это была ее жизнь.
Гэри стиснул губы, его лицо на мгновение напряглось.
— Иногда люди делают выборы, которые губят их, — произнес он почти шепотом. — И это не их вина. Они просто не знают, как жить иначе.
Джеймс отметил, как сильно изменился тон его голоса. В этих словах была какая-то личная боль, словно Гэри говорил не только о Шерил.
Миллер некоторое время молчал, будто взвешивая слова. Затем он вдруг заговорил, и в его голосе послышалась странная смесь усталости и убежденности:
— Вы знаете, детектив, многие люди живут... не своей жизнью. Они пытаются быть теми, кем их хотят видеть другие. Притворяются. Откладывают себя настоящих «на потом». — он сделал паузу, нервно скрестив руки. — Но иногда это «потом» так и не наступает.
Джеймс удивился, но ничего не сказал, позволяя Миллеру продолжить.
— Они думают, что у них будет время все исправить. Начать жить по-другому. Но жизнь... она не терпит отлагательств. Один неверный шаг — и все. Уже поздно. Все зря.
Джеймс почувствовал, как эти слова попали прямо в цель. Он молчал, но внутри все зашевелилось. Гэри говорил об этом так, словно сам пережил эту истину на собственном опыте. А может, он просто слишком долго наблюдал за людьми, которые не смогли ее понять.
— Это... глубокая мысль, доктор Миллер, — наконец произнес Джеймс. — Но не каждый способен осознать это вовремя.
Гэри криво усмехнулся.
— Да, — согласился он. — Не каждый.
Детектив встал, чувствуя, как эти слова эхом отдаются в его голове. Он подумал о своей жизни: о семье, которую все чаще оставлял на втором плане; о собственной гонке за этим делом, которая стала почти навязчивой идеей. Неужели он тоже был одним из тех, кто откладывает жизнь на потом?
— Спасибо за ваше время, мистер Миллер, — он поднялся, чувствуя, что дальше разговор бесполезен. — Если что-то вспомните, дайте знать.
Гэри кивнул, проводив его до двери. Весь путь он молчал, а Сэвидж не мог отделаться от мысли, что за этим молчанием скрывалось больше, чем просто усталость.
Запись
«Джи сегодня снова заговорила о том, как я выхожу из спальни ночью. Она говорит, что это пугает ее. Что я стою у окна, смотрю куда-то в темноту. Она пыталась говорить спокойно, но я видел, как ее пальцы нервно дергались, пока она рассказывала. Она сказала, что я похож на пустую оболочку.
Ее слова застряли в голове. Может, она права? Может, это со мной что-то происходит? Но почему я ничего не помню? Почему мое тело, кажется, живет своей жизнью, когда я сплю? Она говорит это уже не в первый раз. Сначала я думал, что ей просто кажется. Что я не закрыл шкаф или оставил свет в коридоре. Но теперь…
Она показала мне телефон. Сняла, как я ночью стою у окна. Вижу свое отражение, но не узнаю. На видео я что-то бормочу, слова смазанные, бессвязные. Но в конце я произношу: "Найти ее".
Кого найти?
Меня пугает мое тело. Оно больше не чувствуется моим. Иногда я смотрю на свои руки и не узнаю их. Кажется, что они длиннее, сильнее. Шаги стали тяжелее, как будто кто-то другой ведет меня. Это трудно объяснить, но я начинаю бояться самого себя. Раньше я думал, что это просто последствия операции, но теперь... это ощущение чуждости только усиливается.
Это так сильно беспокоит меня, что я впервые позвонил доктору Джефферсону первым за время выписки. Обычно это он звонил и приглашал на плановый осмотр. А тут я сам сделал первый шаг. Объяснил ему ситуацию. Рассказал про сомнамбулизм, про ночные прогулки. Он был спокоен, сказал, что это нормально. Что бывает. Может, побочные эффекты от таблеток.
Как я и предполагал, скорее всего, сказываются побочки от того количества таблеток, которые я пью. Хотя он признал, что подобные "сны" могут быть проявлением какой-то симптоматики, и мое подсознание таким образом пытается сказать о чем-то. Честно говоря, я так и не понял, что он имеет в виду.
Я хотел ему верить. Все еще хочу.
Сначала я подумал, что это просто усталость. Лекарства, стрессы — все это. Ну как обычно бывает: организм дает сбои, а ты сам себе уже придумываешь сценарии для фильмов.
Но сны… Они все портят.
Не знаю, стоит ли рассказывать ему про сны.
Но Господи, они такие живые. Я чувствую запах мокрой земли. Вижу, как лунный свет пробивается через ветви деревьев. А это лицо… Женское лицо, оно каждый раз чуть ближе. Сегодня я даже заметил, как у нее дрогнула губа, будто она хотела что-то сказать.
Я не знаю этих мест. Лес тут большой, и я плохо знаю окрестности, но все выглядит так, словно это реальное место, а не плод моего воображения…