Кокон
Шрифт:
— А вы не считаете, что, если бы сразу рассматривали все версии, этой смерти можно было бы избежать? — дерзко заявила Калина, подавшись вперед. Она явно не хотела отдать свой момент славы конкурентам. — У Брукса было алиби на предполагаемые даты убийства первой жертвы.
Джеймс видел, как пульсировала жилка на виске комиссара. Чарли едва сдерживал гнев, чтобы не высказать нахальной журналистке все, что думает о ней.
— Жители Эйберсвуда хотят получить ответы! — продолжила свой напор Калина, ее тон становился все более требовательным.
Бэннет бросил быстрый взгляд на Джеймса. Он был явно раздражен,
— Ответ вы получите, мисс Сантох, — сказал он, а затем поднял руку, указывая на Джеймса. — Это дело теперь ведет детектив Джеймс Сэвидж. Он лучше всех разбирается в подобных делах.
Сам Джеймс поначалу просто опешил от такого заявления. Стоило бы испытывать радость от того, что комиссар, наконец, во всеуслышание решил признать и дать шанс, если бы не едкое чувство тревоги и растерянности. Детектив пытался перебороть собственное удивление, особенно когда почувствовал, как взгляд репортерши устремился на него, словно прожектор, выхватывающий из тени. Он хотел возразить, но это было бы бесполезно. Калина тут же изменила свою позицию, нацелившись на него.
— Детектив Сэвидж! — она шагнула вперед, поднося микрофон прямо к его лицу. — Это правда? Теперь вы руководите расследованием?
Джеймс сглотнул, чувствуя, как все внимание собравшихся переключилось на него. Ему нужно было сказать что-то правильное. Что-то, что покажет его уверенность и успокоит жителей. Показать, что все под контролем.
— Да, — сказал он, стараясь говорить четко. — Я делаю все возможное, чтобы найти преступника. Мы не допустим, чтобы это повторилось.
— Как думаете, вы справитесь с таким громким делом? — спросил очередной репортер из толпы. Джеймс так и не разглядел его лица, лишь повернувшись в сторону голоса. — Ведь раньше за вами числились только квартирные кражи и мелкие преступления.
— Не стоит ли обратиться к кому-то из округа, чтобы подстраховать ваше расследование? — послышался очередной обеспокоенный голос.
— Что вы скажете семьям жертв? — Калина не собиралась отступать. — Они боятся. Люди боятся. Вы уверены, что сможете поймать убийцу?
Джеймс почувствовал, как сжимаются кулаки. Это был его шанс. Его момент.
— Я не успокоюсь, пока преступник не окажется там, где ему место, — сказал он твердо. — В камере смертников.
Тишина повисла на мгновение, затем вспышки камер засверкали еще ярче. Калина кивнула, будто получила то, за чем пришла.
— Вы услышали это сами, — сказала она, оборачиваясь к коллегам-журналистам. Она сияла в предвкушении. — Детектив обещает справедливость.
Бэннет, казалось, даже улыбнулся, наблюдая за тем, как Джеймс сам оказался в центре внимания.
— Отличная речь, Сэвидж, — прошептал он, когда Калина отошла к другим репортерам. — Теперь докажи только, что стоишь этих слов.
Джеймс молчал, смотря вслед уходящей Калине. Ее слова и обещание, которое он только что дал, эхом отдавались в его голове.
Запись от 01.07.хххх
«Вчера случилось нечто странное. Сам я ничего не помню, но со слов Джи я ходил во сне. Никогда раньше такого не было. И это странно, потому что ходить мне до сих пор нелегко.
Она была перепугана, но не пошла за мной. Насколько я знаю, это вроде как правильно — лунатиков будить нельзя. Но раньше я никогда не страдал никакими формами лунатизма. Обязательно нужно будет рассказать на следующем приеме — может, это какая-то очередная побочка?
Попытался вспомнить, что мне приснилось. Вроде ничего особенного. Кажется, это был лес или парк, типа того. Помню очень смутно, все еще не привык к сновидениям. Наверное, это было опять что-то из детства, потому что место было очень знакомым.
Однако сегодня днем решил прогуляться, как раз искал новые образцы. Между прочим, постепенно выходит все лучше. Несколько бабочек даже вполне удачно высушились. Принаравливаюсь потихоньку, думаю, смогу сделать отличную коллекцию. Хотя Джи говорит, что это очень странное увлечение.
Эйберсвуд я все еще не слишком хорошо знаю. Я практически не был за пределами центра города, который называют Даунтауном, и спального района Эджвуд. Как я понял, в восемнадцатом или девятнадцатом веке тут была усадьба какого-то предпринимателя, который вместе с местными занимался продажей древесины. Вроде как, в честь семьи этих аристократов и назвали город. Но я, конечно, никогда особо не был силен в истории, да и не интересовался ей толком.
Сам город небольшой, конечно, но на мой взгляд в других районах делать особо нечего. Особенно в Пайнкрофт, там, как я знаю, и вовсе всякие маргиналы обитают. К природе я особо не тяготел никогда, как Брэндон, например, он никогда не упускает шанса выбраться с палатками на природу, если погода позволяет. Да если и не позволяет тоже.
В общем, не любитель я всего этого. Но тут… Решил прогуляться. Пайн-стрит действительно жутковатой оказалась, а Лейк-авеню и вовсе напоминает какую-то дорогу из хоррор-фильмов. Жутко. Городок, конечно, тихий, но на всякий случай много налички я с собой не брал. Только чтобы на такси хватило в случае чего. И все-таки, пока я гулял по разбитым улицам, мимо обветшалых домов, меня не покидало странное чувство… Дежавю? Наверное, так это обычно называют.
Я вот иду мимо, и прямо знаю, что за меня ждет за поворотом. Узнаю дома, узнаю места… Я даже помню эту тропку за шлагбаумом, который не позволяет подъезжать на машинах прямо к берегу озера. Испытывал смесь чего-то теплого и пугающего одновременно.
Я ведь не должен был знать. Так почему я помню? Можно было бы списать на то, что все такие города выглядят одинаково. Сам я родом из Невады. Мы переехали в Орегон когда мне, кажется, было около тринадцати. Если еще в Орегоне я часто видел и подобные пейзажи, и такие полузабытые города, то пустынная Невада уж никак не подходит под эти воспоминания…