Кокон
Шрифт:
— А чем он занимался? — спросил Митчелл, глядя в ее сторону.
— Он всегда поздно с работы возвращался. Или уже под утро даже, — ответила женщина. — Отсыпался подолгу. Но никогда не видела, чтобы он приводил кого-то домой. И никто к нему не приходил. Он жил тихо, мирно, с соседями лишний раз не разговаривал без необходимости.
— А что-нибудь необычное замечали за ним? — детектив склонился над блокнотом, делая быстрые пометки.
Женщина замялась, и ее глаза слегка сузились.
— Ну, только если эти бабочки... — пробормотала она, склонив голову.
Джеймс замер, поднял голову с застывшим
— Бабочки? — переспросил он.
— Да, бабочки... — женщину аж передернуло. — Один раз он даже показал мне одну. Принес в маленькой коробочке. Я не знала, что сказать. Это было... странно.
— Почему странно?
— Не знаю, — она пожала плечами. — Может, потому что они были засушенные. Целые ящики. Говорил, что это хобби.
Сэвидж удивленно глянул на Билла, не понимая, почему он не упомянул об этом раньше.
— Мы нашли у него коллекцию... — виновато промямлил сержант. — Но лепидоптерофилия вроде как не слишком редкое увлечение. Хотя несколько необычное... для наших широт.
Женщина вновь закивала.
— Красиво, конечно, но... скажите, разве это нормальное хобби — держать мертвых насекомых? — поинтересовалась она почти заговорщицким шепотом. — Как можно любоваться тем, что уже мертво?
Слова эти несколько насторожили Джеймса, но в целом больше ничего путного соседка не сказала. Разумеется, в маленьких городах люди склонны с опаской относиться к незнакомцам и приезжим, особенно к тем, кто предпочитает уединение социальному взаимодействию. Гэри и так выглядел достаточно неуверенным и скромным, а потому, возможно, его попытки понравится соседям были искренними, но просто неумелыми?
Подобные Гэри, у которых не оставалось ни сил, ни желания на личную жизнь после работы, от которой могли зависеть чужие жизни, всегда выглядели оторванными, странными, ненормальными. Ведь и сам Джеймс не раз сталкивался с непониманием не только со стороны коллег, но даже со стороны семьи. Он не мог объяснить, чем для него важна его работа, а потому проще было бы сыграть роль. Роль типичного копа, роль заботливого отца, роль любящего супруга...
«Интересно, мои соседи бы меня так же описали?» — думал Сэвидж, выходя обратно на крыльцо. Митчелл сказал что-то про то, что заглянет в соседние квартиры, а сам детектив уже направился к двери с номером «4».
Квартира была все такой же аккуратной, что и в последний визит, удивительным образом сочетая порядок и хаотичность. Еще недавно он бы сказал, что это обычное жилье человека, который большую часть времени проводит на работе. Простая мебель, минимум личных вещей, идеально ровно расставленные книги на полке, вычищенные поверхности без единой пылинки — все говорило о практичности и порядке. Но теперь, после ареста Гэри, это играло другими красками.
— Слишком уж чисто, — пробормотал офицер Перкинс, заметив вошедшего детектива. Он делал снимки квартиры, стараясь найти хотя бы что-то, за что можно было бы зацепиться как за улику, но безрезультатно. — Он тут жил вообще?
— Быть может, это издержки профессии? — предложил Джеймс, стараясь звучать беспристрастно.
— Или ОКР, — хмыкнул офицер, продолжая делать снимки, на что Джеймс предпочел не отвечать.
Он прошелся
Джеймс остановился у обеденного стола, где лежали аккуратно сложенные бумаги. Медицинские записи, несколько отчетов о пациентах, на первый взгляд ничего необычного. Были и журналы о передовых достижениях в медицине: генетика, трансплантация органов, использование томографии, лечение рака и ВИЧ... Сэвидж без интереса полистал их, ничего толком не поняв. Однако, когда книг и журналов в доме больше, чем посуды, это уже многое говорило о человеке.
Его взгляд задержался на единственной фотографии, стоящей в рамке. На ней был сам Гэри — молодой, улыбчивый, с дипломом в руках. Казалось, что тот, кто изображен на снимке, и человек, которого он видел в допросной, — две разные личности.
— Сэр, не хотите взглянуть? — позвал из спальни Одли.
Джеймс направился туда, чувствуя, как напряжение сжимает его грудь. Уже на подходе к комнате он почувствовал, как к затхлому запаху добавляется еще что-то. В спальне было немного мебели: кровать с ровно заправленным серым одеялом, тумбочка, шкаф, рабочий стол. Но внимание привлекали остекленные коробки на стенах.
Это была коллекция бабочек. Та самая, о которой говорила соседка.
Под стеклом, идеально выстроенными рядами лежали крылатые создания всех возможных цветов и размеров. На столе были разложены стенды, на которых тонкими булавками были прикованы к планшету готовящиеся пополнение коллекции. Или, возможно, он пытался что-то подправить?
— Ну как вам?.. — спросил Джек Одли, глядя на потрясенного увиденным Джеймса, глядя на коллекцию. — Жутковато, не правда ли? Необычное у него хобби.
— Необычное — это мягко сказано, — отозвался Перкинс. Он зашел в комнату, чтобы сделать очередной снимок. — Так и видится, как он проводит вечера за этим. Один, в полной тишине.
Джеймс подошел ближе, прищурившись. Бабочки выглядели восхитительно, было видно, сколько кропотливой работы было проделано, чтобы собрать такую коллекцию, но в этом было что-то неестественное. Каждый экземпляр был идеально сохранен, без малейшего повреждения. Казалось, стоило провести пальцем, и они вспорхнут в своих стеклянных гробах и начнут неистово биться о поверхность в поисках выхода. Мысли снова вернулись к тому, что сказал Гэри не так давно: о людях, которые губят свои жизни, и о тех, кто пытается все исправить.
Сэвидж молча стоял перед шкафом, словно пытаясь найти ответы среди тонких, цветных крыльев. Все это выглядело слишком идеально, слишком контролируемо.
— Может, это и есть его способ контролировать жизнь, — пробормотал Джеймс, больше себе, чем остальным.
— Что вы имеете в виду? — спросил Одли, становясь рядом с детективом. Словно бы пытаясь разглядеть то, что так сильно приковало взгляд Сэвиджа.
— Может, для него это... попытка сохранить что-то совершенное, — ответил Джеймс, не отрывая взгляда от бабочек.