Кокон
Шрифт:
— Но вы — герой, символ этого дела. Кроме того… — Дэвид запнулся. — Миллер отказывается говорить с кем-то кроме вас. Он же упомянул вскользь, что возможно причастен к другим убийствам. Мы обязаны выяснить, в каких городах или штатах он мог совершать свои злодеяния. И выяснить, кому и как он продавал органы на трансплантацию. Столько работы…
— А, так вот в чем дело, — Джеймс скрестил руки и прищурился. — И стоило ли распинаться о всей этой возвышенной чуши, если настоящая причина, почему я вам нужен, — это быть игрушкой для Миллера, чтобы тот взамен давал информацию?
—
Сэвидж молча смотрел на Картера. Вот те слова, которые он так жаждал услышать из уст федерала с того момента, когда он прибыл в участок. Но теперь… теперь ему было все равно.
— Вы сделали то, что никто не смог бы, — продолжал Дэвид. Что-то внутри Джеймса подсказывало голосом Гэри, что и это извинение было не больше, чем красивой ложью, которой должны были польстить Сэвиджу. — Раскрыли это дело, несмотря на все давление. Ваша карьера только начинается. Я уверен, что вас восстановят и, разумеется, вы получите заслуженное повышение. Уверен, у вас есть все шансы стать таким же специалистом, как и я…
От этих слов по телу дрожью прошла волна отвращения. Детектив оглядел Картера с ног до головы. Все в нем — раздражающе непринужденная поза с руками в карманах, идеальный черный костюм и начищенные туфли, безразличное выражение, контрастирующее с его попыткой быть искренним, — вызывало отторжение, и теперь Джеймс понял, почему.
Картер был слишком похож на него самого. Был тем, кем Джеймс мог стать, если бы переступил через себя. Профессионал с холодной головой, уверенный в себе, пользующийся авторитетом… Тот, для кого работа – карьерная лестница, а не призвание.
Джеймс отвел взгляд. С фотографии в рамке на столе на него смотрели улыбающиеся жена и дочери. Он взял и закинул ее в коробку со своими скудными пожитками.
— Простите, Картер, — тихо сказал он, — но это уже не имеет значения.
Тот нахмурился, но не нашел, что возразить, когда Джеймс прошел мимо него с полупустой коробкой в руках. Наверное, он подумал, что это лишь временное помешательство, минута слабости, которую Сэвидж переборет и вернется. Это было бы разумно. Жаль только, Картер просчитался.
Кабинет комиссара тоже оказался пуст. Наверняка Чарли был на каком-то выезде или общался с прессой, как обычно. Жаль. Джеймс надеялся поговорить с ним лично, объяснить все. Быть может, он его понял бы. Ну что ж, значит, не судьба… Он оставил заявление на столе, на видном месте поверх кипы бумаг.
На рассвете Джеймс собрал чемодан и выехал из города прямо по Вестмор-роуд, оставляя Эйберсвуд позади. Он даже не обернулся, не посмотрел в зеркало заднего вида. Он не желал, чтобы город, в котором родился и вырос, остался в памяти таким… Джеймс, как никто другой, знал, что в воспоминаниях остаются только самые яркие впечатления. Сейчас он хотел, чтобы время стерло все последние события, как река стачивает острые грани камней.
Как только он выехал на скоростную магистраль US-2, он будто физически ощутил, как с его плеч постепенно спадала гора. Впереди предстояла долгая дорога. Он щелкал радио, пытаясь найти волну,
[John Denver — Take Me Home, Country Roads]
Портленд встретил его серым небом и сыростью, так сильно контрастируя с чистым голубым небом над Эйберсвудом. Здесь, казалось, почти не чувствовалось весны, но настроение у бывшего детектива было приподнятым.
Джеймс поднялся на крыльцо дома Мэйсонов и постучал. Ему открыла жена. Казалось, он не видел ее целую вечность, но сейчас она была точь-в-точь такой, какой была на тех фотографиях, которые когда-то запечатлели их молодыми.
Ореховые глаза расширились, когда Эми поняла, кто перед ней.
— Джеймс? — удивление в ее голосе сменилось тревогой. — Что ты здесь делаешь? Я волновалась! Ты не отвечал на звонки, я…
Он не дал ей договорить, крепко обнял ее, молча, всем телом ощущая ее тепло. Эми сначала растерялась, но быстро ответила на объятие.
— Я дома, — наконец сказал он.
Впервые за долгое время он почувствовал, что находится на своем месте. Все позади. Эми крепче прижалась к нему, ничего не говоря. Она знала: в этот раз он действительно был искренен.
Запись от 07.11.хххх
«Все снова встало на свои места. Я читаю свои записи, перелистываю страницы дневника, словно возвращаюсь в те моменты, когда еще сомневался, еще боролся. Глупо было пытаться отрицать самого себя, бояться своей природы. Теперь я понимаю, что все это время был потерян, а сейчас обрел смысл, нашел свое место в этом мире.
Джи была идеальной. Та Джи, которую я сам создал. Иногда я закрываю глаза и вижу ее. Снова и снова прокручиваю тот вечер, вспоминая, как она смотрела на меня. Сначала испуганно, потом почти покорно. Она была такой чистой, такой прекрасной. Я сделал ее такой.
Но я знал, что нельзя задерживаться в этом воспоминании слишком долго. Надо быть убедительным. Надо играть роль Энтони Ридда.
Я подошел к этому осторожно, продумав все до мелочей. Сначала я тщательно очистил дом, убрал любые следы, которые могли бы вызвать вопросы. Потом надел маску встревоженного молодого человека, потерявшего свою девушку.
Когда я пришел в полицию, руки слегка дрожали. Не от страха, нет. От возбуждения. Это был важный шаг, и я не мог ошибиться. Я рассказал офицерам, что Джиллиан Палмер уже несколько дней не появляется дома. Упомянул нашу ссору — достаточно убедительно, чтобы они подумали, что причина в этом. Рассказал про ее беременность, про ее измену, про то, как она, возможно, решила уйти. Или, может быть, сделать что-то с собой. Я даже позволил себе дрожь в голосе, как будто мне было трудно говорить об этом.