Кольцевая дорога (сборник)
Шрифт:
Старший брат его служил в армии. И когда однажды оказался в училище, они отправились в город вместе: лейтенант и два пэтэушника. Гордости и удовлетворению Антона не было предела. Ведь к нему одному за время учебы никто не наведывался. Они шли тогда покупать Антону костюм, который был так необходим ему. Один Игорь только и знал причину неотложной покупки. Во всем виновата Светка…
Она не замечала его, встречалась с другим парнем, слывшим в деревне модником. Парень к тому же кружил голову то одной, то другой девчонке, и Антон верил, что Светка рано или поздно переменит к нему отношение.
Костюм, в котором Антон намеревался заявиться в деревню, должен был существенно
На практике он ждал свободного учебного дня, чтобы махнуть на субботу и воскресенье в свою деревню. Игорь уговорил мастера, что сделает норму и за друга, что школу все равно сдадут в срок и что не отпустить Антона нет никаких причин. Щербаков в конце концов сдался, сказав, что отпустит сразу, как только закончится намеченная на днях проверка практики завучем Долгановским и директором Сергиным.
Они были настоящими друзьями — Игорь и Антон. Зимой бюро комитета комсомола поручило им дежурить на избирательном участке. Сами они не голосовали пока, но помогали составлять списки, раскладывали литературу и твердо верили в необходимость и важность такого дела.
Игорь и Антон загодя готовили на агитпункте сцену для выступлений струнного оркестра. Концерт в тот день удался на славу. В зале охотно и долго били в ладоши. Закончился он «Коробейниками». Их повторяли трижды.
Игорь давно мечтал играть на каком-либо инструменте, еще в деревне, где в двух-трех домах висели на стенах скрипки. А учителей не было, владельцы их умерли. Стояли гармони, висели скрипки, к которым никто не притрагивался, — каждому доступны стали транзисторы. Ребятня и мужики носили их даже в поле и в луга. Бывая в покосившейся избенке умершего соседа и взирая на висевшую на стене скрипку, потемневшую от времени, Игорю не раз думалось, что это безмолвствует оставленная в доме душа хозяина. И страстно хотелось в тот момент, чтоб скрипка заговорила, запела, как когда-то давным-давно пела под смычком дядьки-соседа. Носил Игорь мечту — выучиться играть. Он еще не знал, каким образом все это произойдет. Но был уверен, что рано или поздно будет играть и душа дядьки-соседа станет тогда ему родней и понятней.
Когда поступил в ПТУ, Игорь попросил принять его в оркестр. Руководитель внимательно выслушал, узнал, что играть парнишка ни на чем не умеет, с огорчением пояснил:
— Не могу, дружок. Мы принимаем тех, кто может выводить ту или иную мелодию. Да и инструменты все розданы.
Попасть в оркестр оказалось сложно. И Игорь смирился.
Разговор этот слышал Антон. Ни в тот день, ни позже Игорь никому не говорил о своем желании. И был растерянно удивлен, когда вскоре директор училища Виктор Петрович спросил его — правда ли, что он хотел учиться музыке?
— Поздно спохватился, — смутился Игорь. — Инструменты давным-давно розданы.
— А тебе по-прежнему хочется играть?
— Еще бы!
— На чем?
— Все равно. Только бы научиться.
— Тогда вот что. На днях покупаем новый контрабас. Я попрошу руководителя принять тебя в оркестр. Если, конечно, ты наверстаешь то, что ребята уже прошли…
О лучшем Игорь и не мечтал. Сначала даже не поинтересовался, каким образом узнал Сергин о его желании. И только позже выяснилось, что просил директора Антон Камышкин. Следовало оправдать надежды Сергина, Антона, музыкального руководителя — всех сразу. Никто не знал и не был уверен, что Игорь справится,
Так оно в конце концов и получилось.
Но далось не просто, не сразу и не легко. Странным и редкостным было его обучение. Без нот, на слух, по ритму, интуиции. Преподаватель водил руку и пальцы Игоря по огромному грифу контрабаса, в то время как другой рукой Игорь щипал попеременно три толстых струны, и контрабас оживал.
Руководитель все чаще смотрел одобряюще в сторону Игоря. Выходило неплохо. Лучше других получалась мелодия «Светит месяц». Ее исполняли столь задорно, что вскоре открыли ею шефский концерт в колхозе.
И когда оркестр разом подхватывал эту мелодию, на миг почудилось, что в зимнем месячном свете несется и кружится нечто стремительно быстрое, озорное.
И, вставая и кланяясь потом под горячие хлопки задубелых рук, Игорь впервые ощутил счастливую радость музыки. А назавтра ладони и пальцы его уже держали в подвале училища штукатурный ковш и как ни в чем не бывало лепили разведенной глиной покрытые дранкой учебные стены…
Тогда еще никто не знал, никто из них не задумывался, что после училища долгие годы их оркестром окажутся штукатурные бригады, а музыкальные инструменты сменят мастерки-кельмы, полутерки, вырезанные деревянные шаблоны, растворные ящики — заполнят надолго их житейскую суть. Каждому из них заглядывать наперед было пока что рано.
Со дня на день ждали Долгановского, любившего вникать в дела с особым пристрастием. В глазах директора завуч имел вес и авторитет. Находил то, что не замечалось другими. Доводы его обычно выглядели настолько логичными, что ни у кого не вызывали желания спорить. Для самих же штукатуров завуч напоминал плохо забитый гвоздь, который хочется либо загнуть, либо вогнать разом со шляпкой. Избежать приезда Долгановского штукатурам не удалось.
В свою очередь и они выглядели в глазах завуча подобием торчащих гвоздей, которые он мастерски умел, если это требовалось, и загибать, и вбивать до конца. Но для большинства мальцов Долгановский все же считался гвоздем особым, что, оставаясь в стене, отнимает немало времени. Заглаживая теркой раствор, ты натыкаешься время от времени на такой незаметно торчащий гвоздь, и на гладкой терке остаются царапины, от которых работа надолго разлаживается.
Сколько ни затирай потом, ни води по штукатурке теркой, все равно от гвоздя будет след. И пока не исчезнут шрамы, пока ты сам их не уберешь — работу никто не примет.
10
Школа стояла между поселком и лесом. И детвора по дороге в лес задерживалась, глазела на приезжих ребят и свою обновленную школу. Она показывала на окна, о чем-то переговаривалась, будто выбирала, заранее облюбовывала себе места.
Высящаяся на холме школа одевалась стараниями пэтэушников во все новое. Она была как заботливо наряжаемый первоклассник. Внутри пока пустовала, напоминая незаполненный ученический ранец или раскрытую для чтения книгу.
Но что-то затевалось уже за ее стенами и окнами, куда приезжие парни взялись перетаскивать ящики, крепления, леса — зашивались в свою штукатурную крепость.
Игорь сравнивал школу со своей, где учился до ПТУ. Построенная когда-то наспех с краю деревни, она оставалась для него дорогой и близкой. Но эта школа смотрелась просторнее, светлее, величественнее, возвышаясь своими двумя этажами над поселком. И какие зеленые и желто-синие дали открывались из ее окон! Как притягивал, манил горизонт, какую счастливую радость каждому сулил он.