Кольцевая дорога (сборник)
Шрифт:
12
Вопреки всему, из города проверять работу прибыл Долгановский. Завуча сопровождал Щербаков. Тот сосредоточенно ходил вокруг школы, теребил бороду. Внимательно разглядывал сделанное. Штукатуры украдкой посматривали в сторону завуча, пытаясь угадать, какую оценку дадут их работе. Долгановский меж тем с выводами не спешил.
Игорь с Антоном в это время возились около растворомешалки.
— Чем они заняты? — спросил он у мастера.
— Раствор готовят, — пояснил Щербаков.
Долгановский,
Посредине двора завуч Долгановский и мастер Щербаков задержались.
— А это у тебя что? — поинтересовался завуч, указывая на открыто лежащие кули дранки.
Заложив руки за спину, он попеременно поглядывал на кули и на мастера. Что-то да было в его вопросе: спрашивать просто так не стал бы. В чем другом, а в делах стройки Долгановский разбирался. То, что иногда казалось мальцам и молодому их мастеру пустяком, для завуча имело определенное значение.
— Ну, так что это? — переспросил он с явным подвохом.
— Дранка, сами видите!
— Что кули, я вижу. Но дранкой считать не осмелился бы.
— Дранка как дранка.
— По-твоему, ее и набивать можно? — голос завуча не сулил ничего доброго.
— Вполне.
Независимо как будто держался мастер. И почему бы ему в самом деле не вести себя так: вполне нормальная, одна к одной, дранка. Крепкая проволочная перевязь, ровно обрезанная щепа.
Но что-то таили вопросы Долгановского, чем-то вызывали тревогу. Они относились и к мастеру, и ко всем остальным, кто был во дворе. Кому-то не миновать было разгона.
— Разве так обходятся со стройматериалами? — урезонивал меж тем Долгановский.
— Не понимаю…
— Разве так хранят? — продолжал он, обращаясь к мастеру.
— Где мне еще хранить?
— Да внутри школы, под брезентом, под навесом, который давно соорудили бы.
— Брезента у нас нет, Евгений Григорьевич. Нам его и не давали. На сооружение навеса надо время, которого у нас тоже нет. Не вижу причины волноваться, дранка нормальная.
— А я вижу.
— Сверху виднее.
Антон Камышкин и Игорь Божков прислушивались к разговору.
— И вы еще спорите?! — повысил голос завуч. — она же гниет у вас! — зачастил он. — Не видите, что вода все время подмывает ее. — Он кивнул на устроенный неподалеку насос, качавший для разных нужд воду. Вода растекалась от насоса, образуя обмелевшее в жаркое лето болотце, в котором лежала там и сям полузатопленная дранка.
— Ничего страшного. Высушим.
— Высушим! Перенесем! — дразнил Долгановский мастера. — Ничего подобного! Она другой будет, когда высохнет. Из нее хворост получится. Где и когда вы ее высушите, если завтра дранку набивать и следом штукатурить?
— Ну, и набьем, оштукатурим. В первый раз, что ли…
— Набьем?
— Вы думаете, отвалится?
— Без сомнения!
— Почему?
— Потому что дранка сырая — негодная!
— Раствор тоже сырой…
— Так, по-вашему, она под раствором сохнуть будет, да?
Щербаков не отвечал, проявляя тем самым заметную нерешительность по поводу сказанного. А бог ее знает, казалось, говорил его вид, может, оно и так.
Меж тем напор Долгановского крепчал, разнос теперь шел вовсю, и возражать Щербакову было нечего. После некоторого молчания он все же заговорил.
— Знаете, таким же образом дранка везде хранится, — высказался он с некоторым оживлением в голосе.
— То есть?
— Да на любой стройке лежит вот так…
— Например…
— Помните тот дом у вокзала, который мы ремонтировали?
— И что?
— Там точно так же дранка хранилась. Лежала во дворе совершенно открытая, и все брали, набивали. И ничего.
— То дом. Обыкновенный, жилой. А здесь — школа! — с поучительной многозначительностью пояснил завуч. — Дети — статья особая. Им этого пока не понять, — кивнул Долгановский в сторону Антона с Игорем.
— Они сами еще дети… — добавил Щербаков.
— Которых после отбоя не найдешь, — иронично заключил Долгановский.
Накануне вечером он наведался к штукатурам и почти ни одного пэтэушника из группы не застал: одни смотрели в клубе кино, другие были на танцах.
Слушая разговор, Антон и Игорь весело хохотнули: черта с два найдешь и самого мастера после отбоя. Случается, что он только под утро, а иной раз и прямо к завтраку появится. Смешки мальцов Долгановскому не понравились.
— Я приехал сюда не спектакль устраивать. А помогать вам.
Завуч, по всему судя, обиделся. Заговорил с таким волнением, что Игорь Божков и Антон Камышкин раскаивались за беспричинный смех: нет ничего проще, чем человека обидеть. Истина об уважении и почитании старших внушалась им с детства. С ней дома считались все — от мала до велика. О ней помнили и в ПТУ.
— Мой долг помочь сдать вовремя школу, — заговорил завуч. — От вас здесь зависит настроение многих детей. Кстати, и ваше тоже…
И Игорь с Антоном притихли. Ждущие и молчаливо кающиеся, они готовы были сделать и сотворить что угодно, только бы вернуть настрой Долгановскому. На какую-то минуту их объединила одна забота и цель, общее дело людей, строящих сельской детворе школу. И это мгновение ощутилось не только практикантами, но и самим завучем. Он угадал их состояние и, словно прощая, дал понять, что обеспокоен он теперь больше поведением их мастера.
— Придется вам, Юрий Владимирович, — подытожил Долгановский медленным и устало-успокоительным голосом, — платить за дранку. Из собственного кармана. В таком виде ее нельзя набивать…