Колчаковщина (сборник)
Шрифт:
— Сядем, Мишук.
Я еще не устал.
— Ну, я устала, давай немножко отдохнем.
Садились на скамейку. Мурыгин знал, в какие часы выходила жена, подходил к окну и долго смотрел на ту сторону, пока Наташа с Мишей не поднимались и не шли дальше. Иногда Мурыгин не выдерживал, выходил на улицу и шел за ними, держась другой стороны улицы. Слушал, как Миша громко разбирал надписи на вывесках. Наташа останавливалась, показывала Мише на другую сторону улицы и спрашивала:
— Миша, ты прочитаешь, что вон на той стороне
— Прочитаю.
Мальчик поворачивался лицом к противоположной стороне улицы и начинал читать. Тогда Мурыгин мог хорошо видеть лицо сына.
Раз мать принесла Мише письмо.
— Миша, тебе папа письмо прислал.
Мальчик бурно кинулся к матери.
— Где, где оно? Давай скорей!
Наташа протянула ему листок. На листке крупными печатными буквами было написано:
«Мой дорогой, любимый Мишук, пишу я тебе отдельное письмо. Твое письмо я получил и крепко тебя за это целую. Я жив и здоров, о тебе очень соскучился. Скоро приеду к вам, только ты об этом никому не говори, а то тогда мне нельзя будет приехать. Кланяйся маме, и дяде Семену, и тете Ивановне. И маму, и дядю, и тетю слушайся. Еще раз целую крепко тебя, мой дорогой мальчик. Твой папа».
Днем Миша несколько раз садился где-нибудь в уголке и перечитывал письмо отца. И весь день о чем-то упорно думал. Ложась спать и отдавая матери письмо, Миша сказал:
— Мама, спрячь письмо дальше, чтобы не нашли.
Наташа удивилась.
— Кто?
— А если солдаты придут.
Дядя Семен из-за перегородки весело отозвался:
— Ну, к нам, Мишук, не придут, и придут, мы их палкой.
Наташа с улыбкой взяла письмо.
— Ну хорошо, Миша, я спрячу.
Засыпая, Миша поднял голову и сонно сказал:
— Мама, я никому не скажу, что папа письмо прислал.
— Вот и хорошо, детка, и не говори. Спи, милый, спи.
Всю ночь Миша видел радостные сны и улыбался.
Глава четвертая
Провал
Наташа передала Семену, что Мурыгин очень хочет его повидать. Вот только где сойтись. У Ивана Александровича нельзя, здесь тоже нельзя, надо, чтобы обе квартиры остались чистыми. Семен переговорил с одним из работающих вместе с ним на заводе товарищей, — он еще приходился Семену каким-то дальним не то родственником, не то свойственником, они и сами хорошенько не знали. Товарищ согласился, чтобы свидание состоялось у него, и в назначенное время Мурыгин отправился по указанному адресу.
Семен был уже здесь. Мурыгин крепко пожал ему руку.
— Спасибо, товарищ Семен, за Мишку с Наташей, приютили их.
— Ну, чего еще, — просто сказал Семен, — а куда было девать?
Мурыгин прошелся несколько раз по тесной комнатушке и, остановившись возле Семена, дружески хлопнул его по плечу.
— Вот что, товарищ, надо начинать работать.
— Это можно,
— Сумеешь, сумеешь, дядя Семен, — убежденно сказал Мурыгин. — Что у вас за народ на заводе?
— Народ ничего себе, да напуганный шибко.
— Из прежних большевиков никого не осталось?
— Никого. Зато теперь все большевики, только говорить боятся. Видишь, жизнь-то какая пошла рабочему человеку, пикнуть не смей. Явись теперь большевики, наши заводские все пристанут.
— Так вот, дядя Семен, дам я тебе пару газет, прочитай их, там просто написано, все сразу поймешь. На заводе близкие приятели у тебя есть?
— Есть.
— Такие, которых ты хорошо знаешь и которым можно доверять?
— Есть.
— Ну вот, газеты прочтешь, начнешь потихоньку да полегоньку с своими приятелями разговаривать о прочитанном сначала с одним, потом с другим. Если можно кому из них дать газету, дай. Вот, если ты пяток таких приятелей подберешь, это будет замечательно.
— Это можно, товарищ Мурыгин, пятерку я тебе живым манером сколочу. Ребята у нас крепкие, положиться на них можно.
— Хорошо. Как у вас администрация?
— Есть у нас Хлебников, управляющий, ну, сдается мне, что он вроде как большевик.
— Почему ты так думаешь?
— Вот как писали мы письмо с Натальей Федоровной, дай, думаю, спрошу у Хлебникова, не опасно ли. Показал ему газету с объявлением, прочитал он, — лишнего, говорит, только не пишите. Ну, думается мне, что он с тех пор как бы приглядываться ко мне стал.
Мурыгин улыбнулся.
— Может быть, для того и приглядывается, что донести хочет!
— Ну, нет, — убежденно сказал. Семен, — такой не сумел бы с рабочим народом обходиться, как Хлебников. Я хорошего человека нутром чувствую.
— Ладно. Надо и Хлебникова прощупать.
Разговаривали долго. Прощаясь с Мурыгиным, Семен взволнованно сказал:
— Ты меня, товарищ, посылай, куда хошь… Я хошь и не большевик, ну, за рабочее дело согласен!
Теперь, когда с Ломовым была полная договоренность, Мурыгин считал возможным использовать его для связей. Однажды спросил:
— Вы, товарищ Ломов, никого из большевиков не знаете? Может быть, кто-нибудь остался здесь?
— Знаю. У нас в союзе служит Расхожев, заведует отделом сырьевых заготовок.
— Большевик?
— Большевик. Я его хорошо знаю. Он не здешний, из Томска. Я его там несколько раз встречал.
— Под своей фамилией он здесь?
— Нет, под чужой. Его здесь никто не знает. Я с ним встречаюсь часто, но делаю вид, что раньше никогда его не видел.
— Вы вполне в нем уверены? Никаких сомнений у вас относительно его нет?
— Решительно никаких. Повторяю, что я с ним несколько раз на съездах в Томске встречался, когда там работал. Он всегда выступал как большевик.