Колчаковщина (сборник)
Шрифт:
— Ладно, действуй дальше. Да, вот что, Семен, давай-ка действительно устроим к нему Наталью Федоровну, сам ведь предлагает. Посмотрим, что из этого выйдет.
На другой день Семен прошел к Хлебникову в кабинет.
— К вам, Иван Петрович… Помните, насчет работы для моей знакомой говорили… Хорошо бы работенку какую, а то приспичило бабе.
— Что, не устроилась нигде?
— Да кто ж ее возьмет, Иван Петрович? Придет — будто и есть должность, а как зачнут расспрашивать — чья да откуда, ну и нет должности.
Хлебников неожиданно поднялся из-за стола,
— Вот что, товарищ, скажи ты мне по совести… Муж у твоей знакомой большевик, да?
Семен виновато отвел глаза в сторону.
— Да как вам сказать, Иван Петрович…
— Ну? — настойчиво сказал Хлебников.
— Да ведь что ж, надо сознаваться!
— Ах ты, голова садовая, давно бы так! — весело улыбнулся Хлебников и отошел на свое место. — Ну вот что, Семен, пусть она придет как-нибудь, я с ней поговорю, а пока вот передай ей, скажи, что от товарища.
Хлебников вынул бумажник. Семен не выдержал роли, и его лицо расплылось в широкой радостной улыбке.
— Погодь, товарищ, это верно, что муж у ней большевик, но только она теперь уж не нуждается.
Хлебников пытливо посмотрел в лицо Семену.
— Что это значит, Семен?
— Это я пытал тебя, Иван Петрович. Теперь вижу, что ты большевик.
Хлебников засмеялся.
— Ну, значит, мы с тобой друг друга пытали.
Теперь их было пятеро: Мурыгин, Хлебников, Расхожев, Семен и наборщик земской типографии Зотов. Зотова привлек давно и хорошо его знавший Расхожев.
— Штаб готов, — весело потирал руки Семен, — армию надо.
— Нас и так больше дивизии, — шутил Мурыгин, — пять человек — пять полков в полной боевой готовности.
Собирались у Семенова товарища, иногда у Хлебникова на заводе, иногда на квартире Расхожева. К Мурыгину заходили редко, в случае крайней необходимости, и то поодиночке. После двух-трех собраний наметили план ближайшей работы и распределили между собой обязанности. Хлебникову, кроме принадлежащего союзу кооперативов завода, поручили все остальные предприятия союза. На заводе ему должен был помогать Семен, который, кроме того, устанавливает связи с железнодорожными рабочими. Расхожев по своей работе в качестве заведующего сырьевыми заготовками союза имел большие связи в уездах и должен был использовать эти связи для выявления недовольных колчаковскими порядками. Через Расхожева думали перекинуть работу в уезды. Зотову поручалась работа в профсоюзах, связь с тюрьмой, паспортный отдел и техническая работа по выпуску листовок. Мурыгину оставалась работа среди военных и объединение деятельности группы.
Шли к поставленной цели медленно, но упорно. Прежде чем ступить шаг вперед, тщательно нащупывали место, — не зыбится ли. И только убедившись в прочности почвы, становились полной ногой.
Ждали случая связаться с другими городами. От Наташи Мурыгин знал, где работает Петрухин, но как его разыскать, не имея адреса? Да и цел ли еще Алексей? Доходили смутные слухи о большом провале в том городе, где Алексей был в последнее время.
При
— Хорошо бы тебе, Наташа, съездить поискать Алексея. У меня в памяти сохранились кое-какие адреса, может быть, что и вышло бы.
Наташа без колебания согласилась.
— Ну что ж, Мишу вполне можно оставить на Ивановну.
Над этим делом Мурыгин задумался серьезно…
Однажды из маленького коричневого домика вышла закутанная в большую теплую шаль женщина. В руках у женщины была маленькая дорожная корзина, перетянутая крест-накрест веревкой. Дойдя до вокзала, женщина с трудом протискалась через запруженный народом зал третьего класса на платформу и пошла вдоль воинского поезда, отправляющегося на фронт.
У одного из вагонов, откуда неслись крики и песни, женщина остановилась.
— Братцы, довезите, мне только две станции доехать.
— Самим тесно, вишь, друг на дружке сидим.
— Да мне не надо места, мне, вот, только корзиночку всунуть куда-нибудь, а сама я постою. Мне как-нибудь, братцы.
— Посадить, что ли, ничего бабенка, подходящая.
Солдаты загрохотали:
— А че у те в корзине-то, самогон есть?
— Самогону нет, а получше кое-что есть, — многообещающе сказала женщина. — Посадите, братцы.
— Посадить, что ли? — обратился один солдат к товарищам.
— Два дня, братцы, сижу на станции, никак выбраться не могу. Всего только два пролета мне.
— Ну, ладно, давай корзину. Сама прыгнешь, как поезд тронется.
Женщина подала корзину и отошла в сторону. Ударил третий звонок.
— Эй, землячка, прыгай скорей!
Женщина побежала рядом с вагоном.
— Я раздумала, братцы, я не поеду. Корзиночку себе оставьте, поделите, что там в корзине-то.
— Спасибо, землячка, спасибо!
— Не на чем. Не заперта корзиночка, только веревочкой завязана.
— Ладно, ладно. Спасибо, тетка!
Женщина остановилась, подождала, пока прошел поезд, и быстро пошла по путям между составами.
Так Наташа вручила первую партию листовок отправляющимся на фронт солдатам.
Гроза налетела неожиданно.
Как-то Мурыгин возвращался поздно ночью. Подошел к дому, увидал раскрытую половинку парадной двери.
— Что такое?
Сразу мелькнуло подозрение. Осторожно вошел в коридор, не притворяя за собой дверь. Прильнул ухом к ведущей в квартиру двери. Услыхал шарканье многих ног, голоса.
— Обыск!
Тихо, на цыпочках, стал выходить из коридора на улицу. К крыльцу подходил человек в шинели. Слабо блеснули звездочки на погонах. Человек увидал Мурыгина, остановился у крыльца.
— Стойте, куда вы?
— Да я не сюда, оказывается, попал.
Офицер засмеялся.
— Вернемся, может быть, сюда.
Мурыгин стоял на две ступени выше офицера. Правая рука в кармане крепко сжимала браунинг. Молнией пронеслась в голове мысль.
«Выстрелить? Услышат в доме, выбегут. Может быть, и на улице есть близко люди, схватят».