Кольцо князя-оборотня
Шрифт:
Выходит, что Пашка причастен к Томочкиному побегу. Пашка был знаком и с Томилой, и с Андреем, скорее всего, он и свел их вместе. Но зачем?
Чтобы отобрать фирму. Тогда не вышло, вот Кусков и предпринял вторую попытку. Черт возьми, а у него есть все шансы… Только… Егор переиграет. Главное, чтобы никто не догадался. Сколько там Кусков дал на раздумье? Неделю? Плюс неделя переговоров, это минимум – адвокаты, встречи, изучение документов, возражения сторон, поиски выхода, которого не существует. Он управится, двух недель хватит.
Настя продолжала хлюпать носом и одновременно пыталась пить остывший чай.
– На следующей неделе мы с тобой поженимся.
– Зачем? – вяло поинтересовалась она.
– Надо.
Не
Егор и сам не понимал, зачем ему вся эта показуха. Точнее, он отчетливо понимал необходимость заключения брака, однако все можно было сделать тихо. Настасья уверена, что он сошел с ума от ненависти. Пускай. У Егора вообще сложилось впечатление, будто Анастасии безразлично все, кроме еды да старого плюшевого медведя. Нужно будет показать врачу, потом, когда все закончится.
Пашка согласился быть свидетелем.
Пашка согласился подождать с возвратом долга.
Пашка веселился и орал «горько», не понимая, что проигрывает.
Настя держалась молодцом, в обморок не падала, истерики не закатывала, дрожать не дрожала. Пока ухоженная тетка в бордовом костюме зачитывала полагающийся текст, ведьма с неприкрытым любопытством разглядывала помпезную желтую люстру. А когда пришла пора ставить подпись, долго не могла сообразить, чего от нее хотят.
На кой черт ему вообще церемония понадобилась, когда можно было расписаться по-тихому, но нет, решил пустить пыль в глаза, чтобы все было по-настоящему, с кольцами, шарами на машине, цветами и белым платьем на невесте. Он хотел, чтобы Пашка, глядя на этот спектакль, успокоился, поэтому и таскал горе-невесту по магазинам, выбирая эти чертовы кольца, пытался советоваться насчет ресторана и списка гостей, заставил перемерить сотню платьев и ничего не добился. Ей плевать и на кольца, и на ресторан, и на гостей, и на платье.
Стерва!
– Ты хочешь привязать меня, это глупо, – вдруг сказала стерва, и Егор от неожиданности вздрогнул.
– Я никуда не убегу. Мне некуда бежать. – В белом кружеве она выглядела потрясающе беспомощной, фата стыдливо прикрывала черный ежик волос и неправдоподобно тонкую шею. Альдов с трудом подавил желание взять эту шею-спичку двумя пальцами и сжать со всей силы, чтобы треснула, чтобы этой, в белом платье, стало больно, так же как Юленьке. Она, словно прочитав его мысли, улыбнулась и добавила:
– А он тебе не поверил. Он все равно убьет меня. И тебя тоже. Он теперь боится. Берегись, князь…
Она сама не поняла тогда, откуда и почему возникло это слово – «князь». На князя Альдов не был похож. Или… все-таки… был?
Жизнь шла своим чередом. Разве что Эльжбета Францевна стала реже улыбаться, а Ядвига изо всех сил игнорировала новоявленную родственницу. Страдала ли Элге от молчаливого презрения, окружавшего ее, Федор не знал. Она по-прежнему существовала в своем собственном, закрытом от назойливого внимания других людей мире. Элге молчалива и задумчива. Впрочем, она была таковой и до свадьбы. А вот князь… Он делал вид, что позабыл о той ночи и том разговоре, пьяном и бестолковом, лучился лихорадочным безумным весельем, но с каждым днем веселья становилось все меньше, а безумия больше. Князь то порывался ехать, бежать прочь из Крепи вместе с молодой женой, то в следующую минуту клялся, что не покинет родовое поместье, то вообще уезжал на целый день в болота, словно убегал… От себя ли, от злой птицы-Элге, медленно убивающей его сердце, или от любви и невозможности эту любовь уничтожить. Эльжбета Францевна смотрела на выходки пасынка с мрачной обреченностью, будто ждала чего-то. Чего?
И почему Федор не уехал, как собирался? Из-за жены.
Когда князь наконец предложил поучаствовать в облаве на волков, Федор ухватился за предложение обеими руками. Атмосфера в Крепи угнетала, в голову лезли разные глупые мысли о смерти, о наказании, о том, что волчий вой, доносящийся откуда-то из сердца Урганских топей, не просто вой, а бессловесный зов. Каждый раз у Луковского возникало желание отыскать этот многоголосый волчий хор и заставить его замолчать.
Выехали засветло. Застоявшийся Нерон беспокойно озирался, танцевал под седлом, изнемогая от желания галопом пронестись по бескрайней снежной равнине. Ехали молча, лишь кони изредка всхрапывали да снег скрипел под копытами. Сугробы намело такие, что Нерон порою проваливался по брюхо. Или Алексей просто дорогу такую выбрал? Но Федору оставалось лишь положиться на знания проводника, ведь Луковскому зимние топи казались еще более загадочными и непонятными, чем осенние. Там хоть какие-то ориентиры имелись, а здесь куда ни глянь – ровное белое поле да редкие холмики-деревья, зарывшиеся в снег по самую макушку.
– Чего не спрашиваешь, куда едем? – поинтересовался князь, на Федора он даже не обернулся.
– Приедем, и без тебя узнаю. – Спорить с Алексеем было бесполезно, расспрашивать тоже, да и не желал Федор опускаться до вопросов.
Князь ответил сам:
– В Ведьмин лес. Бывал уже?
– Мимо проезжал. – Луковский припомнил черную лохматую стену и хмурые, увязшие верхушками в низком сером небе ели. Тогда ему почудилось, будто Ведьмин лес насквозь пропитан духом зла.
– Лучше бы ты мимо Крепи проехал.
– Лучше бы… – согласился Федор. Он боялся, что сейчас князь вспомнит про Элге, заговорит и… Та проклятая ночь не давала покоя, воспоминания о ней сводили с ума не хуже тоскливого волчьего плача. Луковскому не было стыдно, отнюдь, его мучила не совесть, а зависть и злость. Элге ушла к князю. Перед Богом и людьми назвала себя женой Алексея, а он, Федор, проиграл. Струсил. Стоял у алтаря и молча радовался, что не придется ни за что нести ответственность.
Лес снова вынырнул из предрассветной мглы хищным черным пятном. Как и в тот раз, пятно разрослось до размеров стены, а стена распалась на отдельные стражи-ели. Только сейчас Федору предстояло перешагнуть невидимую границу, отделяющую лес от болот. Нерон долго упирался, мотал головой, пятясь назад, но в конце концов покорился воле всадника. А стоило ступить под сумрачный полог Ведьминого леса, успокоился.
– Хорошо здесь. – Алексей положил ружье поперек седла, Федор последовал его примеру. А ведь правду князь сказал – в лесу было хорошо и удивительно спокойно. Древние ели собрали на темно-зеленых, пахнущих хвоей и смолой лапах целые сугробы. Небо потерялось где-то вверху, а солнце, с трудом пробивающееся к земле, зажигало снег холодным пламенем.