Кольцо князя-оборотня
Шрифт:
Господи, ну и фарс.
– Помоги. – Настасья, скинув туфли, пыталась теперь отделаться и от фаты, но в парикмахерской белое облако тюля почти намертво прикрепили к коротким волосам ведьмы.
– Ну, помоги же, или так и будешь стоять?
Да, он бы и стоял вот так, ничего не делая, целую вечность, а возможно, и дольше. Волосы короткие и колючие из-за лака, целый забор из невидимок, как только она целый день проходила. И ведь не жалуется, терпит молча. Егор старался извлекать невидимки осторожно, но проклятые железки упрямо цеплялись за волосы, и Настя морщилась. Вот
– Держи. Шампанского хочешь?
– Хочу. – В уголках ее рта затаилась улыбка, но ведьма, словно опасаясь выпустить ее на волю, нарочно хмурила брови.
– Думаешь, получится? – Шампанское щипало язык и обжигало нёбо. Ведьма смотрит в свой бокал, словно в хрустальный шар, в котором можно узреть будущее. Пальцы чуть дрожат, и шампанское внутри бокала тоже дрожит, впитывая неяркое пламя свечей. Это же пламя отражается в ее глазах, неясной тенью скользит по щеке и, едва касаясь губ, целует шею…
Бред. Он не имеет права. Он не должен. Она не должна.
Никто никому ничего не должен.
Ее губы пахли шампанским, и кожа пахла шампанским, она сама вся была как шампанское, женщина-птица…
Ведьма.
Ведьма
Он ушел. Сбежал, подобно мальчишке, который еще не научился отвечать за свои поступки. А я лежала и смотрела, как медленно оплывают свечи. Лепестки в вазе казались каплями крови, а в воздухе отчетливо пахло мертвечиной.
Свадебное платье мятой кучей лежало посреди комнаты. Некрасиво. Платье я подняла и почти не удивилась, когда из холодного шелка выкатился перстень. Егор… Да, он носил кольцо не снимая, а оно взяло и соскользнуло с пальца. Завтра отдам. Я поднесла перстень к свече: с темной поверхности – то ли серебро, то ли белое золото – грозно скалилась волчья голова. Надо же, снова волк… У Толика татуировка была с волком, в армии сделал, а у Егора перстень. Бабушка мне говорила, что я должна помочь мужчине-волку, тогда он поможет мне. Моя бабушка любила сказки. Зажав кольцо в кулаке, я задремала.
Охотник
К утру злость и недовольство собой слегка поутихли, Егор даже не стал рычать на секретаршу, некстати поинтересовавшуюся, отчего это шеф так спешит работать. А куда ему еще спешить? К жене, чья кожа пахнет шампанским, а залитые лаком волосы нежно колют ладонь? Следует выкинуть этот бред из головы вместе с воспоминаниями, украденной радостью и самой загадочной женщиной-птицей.
Появлению Кускова Егор лишь обрадовался: злость поможет выкарабкаться. Пашка вихрем ворвался в кабинет, видать, сообразил, в чем дело.
– Значит, так решил?! Думаешь, объявил фирму банкротом, и все? – Пашка схватил со стола пресс-папье и швырнул его в секретаршу, та, испуганно ойкнув, укрылась за дверью.
– Перекинул все на свою сучку, а сам, значит, не при делах? Думаешь, не достану?
– Паш, успокойся. – Егор не мог отделаться от мысли, что упустил нечто очень-очень важное. А если Пашка не виноват? Если он не собирался кидать старого друга на бабки?
– «Успокойся»?! Твою ж
– Паша, давай завтра поговорим…
– Завтра? Можно и завтра. И послезавтра. И через неделю. – Кусков пнул корзину для мусора, белые бумажки разлетелись по комнате. – Сука ты, Альдов. – Пашка выскочил из кабинета, едва не сбив с ног несчастную секретаршу. Она, прижавшись к стене, мелко дрожала и глупо хлопала искусственно черными и ненатурально длинными ресницами. Дура. И он дурак!
– Паша, стой!
Ответом был дробный топот шагов да бухнувшая внизу дверь. Оказывается, это так просто, раз – и нет друга. Егор тщетно убеждал себя, что Пашка – не друг, а убийца и обманщик, который нечаянно попался в свою же ловушку.
Ведьма
Проснулась я в пустой квартире. Егор оставил ключи, наверное, больше не опасался побега, более того, сам сбежал. Утро все расставило по местам: платье льнуло к телу, а фата искусственным туманом свисала с рук – печальное зрелище.
Фату я запихнула в самый дальний угол шкафа, она помнется и пропитается запахом пыли, зато я наконец пойму, что надеяться не на что. Медвежонок понимающе улыбнулся.
– Один ты меня любишь.
Обняв игрушку, я заснула. Провалилась в чудной, тяжелый сон без сновидений, а проснувшись, долго не могла сообразить, на каком свете нахожусь. За окном совсем стемнело, часы показывали половину одиннадцатого. А Егора все нет и нет. И не будет. Сбежал, теперь пережидает где-то, зализывая невидимые раны. Ну и пусть. Мне все равно.
Когда зазвонил телефон, трубку я сняла.
– Это ты? – Голос шипел, змеею вползая в ухо. – Узнала? Я тебя тоже узнал. Сразу же. То красное платье тебе шло. Веришь, я даже позавидовал ему, такая красавица… Хорошо, что я не убил тебя тогда, сейчас гораздо интереснее. Не молчи, ведьма, скажи, что ты рада меня слышать.
– Я… Вы ошиблись номером. – Трубку я швырнула на аппарат с такой силой, что несчастный телефон жалобно звякнул и тут же, точно пытаясь отомстить за грубость, зазвенел. Один, два… Я считала звонки, точно это могло спасти от голоса. Одиннадцать… Пятнадцать… Тишина. Перевожу дух, а зря, он упрямый, он будет набирать этот номер до тех пор, пока я не сойду с ума от звона. Нельзя брать трубку… нельзя! Хватило меня на полчаса.
– Злая, – весело отозвался голос. – Ведьма. Но я вот что тебе скажу: если ты снова вздумаешь баловаться, например трубку вешать… не стоит, Анастасия. Слушай меня, и все будет хорошо, в противном случае сначала умрет твой Альдов, а ты… ты не умрешь, ведьма, сядешь. За убийство. Любятский Андрей Станиславович. Это имя тебе о чем-нибудь говорит?
– Я его не убивала!
– Конечно, милая моя, – голос ласковой кошкой терся о ноги, – но тебе не поверят. Тебе ведь даже он не поверил… Альдов тебя использует точно так же, как использовали все остальные. Андрей много рассказывал о тебе, поэтому я и узнал тебя, несмотря на то что никогда не видел.