Колдовское наваждение
Шрифт:
— Нет, никакие ведьмы не помогут мне обрести здоровье, — неожиданно с болью в голосе сказал Эмиль. Твой немец-доктор сказал, что раз я не чувствую ничего, когда он иголкой колет ноги и руку, то мне мало что поможет. В лучшем случае я встану на костыли. И больше ничего. Как ты не можешь этого понять?
— Так ты отказываешься ехать и отказываешься лечиться? Зато я так легко не отказываюсь от своего долга жены. Я хочу, чтобы ты выздоровел не только ради тебя. Бросить калеку я не могу. А вот, когда я вылечу тебя, когда ты встанешь на ноги и сможешь без моей помощи
Их взгляды встретились, и Эмиль зашипел:
— Уходи, ради бога! Я дал тебе согласие на развод! Оставь меня в покое и уходи немедленно!
— И не собираюсь. Я не такая, как ты, и от ответственности не бегу. Пока ты калека, я не разведусь с тобой, — сказала Патриция нарочито грубо.
Стиснув зубы, Эмиль ответил:
— Тогда, клянусь тебе Богом, я снова начну ходить. Мне больше ничего не остается делать. Только так мы сможем отделаться друг от друга! А сейчас, умоляю, оставь меня!
Патриция быстро поднялась и, не оглядываясь и не прощаясь, чтобы он не заметил радостного блеска в ее глазах, почти выбежала из комнаты.
Итак, сработало! Она сыграла на его самолюбии и ревности к Генриху. Это настолько взорвало его, что от его апатии не осталось и следа.
Из-за двери доносилась брань, а затем послышался грохот, и что-то разбилось о дверь. И снова послышался звон бьющегося стекла — это Эмиль в сильном гневе швырял вослед ей все, что попадалось ему под руку.
* * *
Патриция нетерпеливо расхаживала по своей крошечной каюте от двери к иллюминатору и обратно. Вот-вот должны были доставить Эмиля, если только его отец не передумал в последнюю минуту. Патриция закусила губу — надо было послать за Эмилем своих людей, не доверяя мистеру Шэфферу.
Она оглядела каюту и на минуту отвлеклась, вспомнив, как они плыли с Эмилем из Нового Орлеана. Какие это были удивительно счастливые дни!
Но в этот раз все будет по-другому. Уже не будет тех страстных ночей, когда они не могли оторваться друг от друга, лежа в своей каюте на узкой койке. Не будет той любви, когда, разрешив все недоразумения, они были так нежны друг с другом!
И каюты у них в этот раз разные. Она будет жить с Джонни и Мэй, а Эмиль — в одной каюте с сержантом Джексоном, ухаживающим за ним.
Патриция вздохнула и поднялась на палубу, посмотреть где Джонни. Убедившись, что Мэй хорошо смотрит за ребенком и с Джонни все в порядке, Патриция подошла к борту и стала высматривать — не везут ли Эмиля. И как раз в этот момент на пристани показался знакомый экипаж, из которого вышли сержант Джексон, мистер Шэффер и слуга. Они вынесли носилки, а затем — Эмиля, и втроем бережно уложили его на носилки.
Глаза Патриции наполнились слезами. Как ужасно сейчас чувствует ее гордый муж, находясь на глазах у всех в таком жалком виде!
Она
Патриция оставалась на палубе до тех пор, пока корабль не отчалил. Мэй уже давно забрала ребенка, уставшего от обилия новых впечатлений, и увела его в каюту, а Патриция все ходила по палубе. Она очень хотела навестить мужа, но понимала, как тяжело он сейчас переживает отъезд и новый поворот своей судьбы, и поэтому не стала его беспокоить.
А Джонни, как они встретятся? Ведь один раз Эмиль уже напугал сына! Может быть, и не надо им здесь на корабле встречаться? Патриция совсем не хотела, чтобы Джонни пугался отца, у которого не было к сыну никаких теплых чувств.
Но все-таки придется их знакомить, и надо будет это начинать здесь, на корабле, где она в любой момент сможет вмешаться и утешить Джонни. Ведь им предстоит жить под одной крышей. И, может быть, Джонни растопит сердце отца, ведь и тогда он кричал не на мальчика, а на свою сестру.
Утром Патриция, одев и покормив сына, пошла с ним гулять на палубу и начала ему объяснять:
— Мой милый, помнишь, я говорила тебе о папе? Твой папа был командиром и сражался на войне. Он очень храбрый и хороший человек.
Джонни внимательно посмотрел на маму. Он что-то помнил и знал, что у всех детей должны быть мама и папа. Но у него папы не было — он был на войне.
— Мой мальчик, мой дорогой мальчик, твой папа, наконец, вернулся с войны, но он был сильно ранен и теперь очень болен. У него болят ноги и рука, и он не может ходить, а на лице у него большой шрам... Это тот человек, которого ты видел в доме у дедушки.
Мальчик нахмурил брови.
— Он кричал... — вспомнил Джонни.
— Это потому, что он испугался. Он испугался, что не понравится тебе из-за своего шрама. Но вообще-то он очень хочет тебе понравиться. Когда тебе, Джонни, снится страшный сон, ты пугаешься и кричишь — вот и папа тогда испугался.
Джонни все так же внимательно смотрел на маму, а та продолжала:
— Ты хотел бы с ним встретиться? Он очень хочет повидать тебя. Папа здесь, рядом, вон за той дверью. Очень скоро мы будем жить все вместе.
Мальчик кивнул в знак согласия, и Патриция, ободряюще улыбнувшись ему, постучала в каюту Эмиля.
Им открыл сержант Джексон. Патриция попросила его подождать на палубе, пока она поговорит с мужем. Выражение лица сержанта совсем не было дружелюбным, и он молча вышел на палубу.
Патриция поняла, что Джексон считает ее холодной, расчетливой и жестокой женщиной после того, как слышал ее последний разговор с мужем.
Но уже давно Патриция решила для себя, что если хочешь добиться своей цели, то не нужно обращать внимания на мнение окружающих. Этому научила ее трудная жизнь, начавшаяся со встречи с Эмилем.