Колдуй баба, колдуй дед. Невыдуманные истории о жизни и смерти
Шрифт:
А что, если бабушка с Полиной задумали его отравить и подмешали в зелье отраву?
После сеансов он бродил по дому задумчивый, подолгу стоял у окна, наблюдая, как мужики во дворе с азартом забивают «козла» и требуют от проигравшего налить «штрафную». Потом шел на кухню, жадно пил воду, тревожно к себе прислушивался.
Похоже, отсутствие тяги к алкоголю начинало беспокоить деда всерьез.
За три дня до окончания лечения случилось неизбежное. В тюке с грязным бельем дед отыскал припрятанную бабушкой четушку и с облегчением надрался.
Вечером,
– Бабка, ик, стерва, хотела меня отравить. Замуж, ик, за молодого намыл-лила-лилась. За мал-ладого! Ик-тишкину мать. Бабка! – развернулся дед в сторону кухни.
– Чего тебе? – бабушка появилась в дверях и, уперев руки в боки, скорбно затрясла головой. – И-и-эх, нажрался-таки, ирод! А я-то, дура, деньги Полине вперед уплатила…
– Бабка! Признавайся, ик, есть у тебя хахаль, тишкину мать?! – дед грозно сдвинул брови.
– Я тебе покажу хахаля! – рассердилась баба Дуся. – Я тебе сейчас такого хахаля покажу!
Она схватила с плиты чугунную сковородку и что есть силы огрела деда по голове.
– Ой! – испуганно прикрыла рот ладошкой. – Саша! – и медленно сползла по стеночке, прикрываясь сковородой, как щитом.
Но дед и не думал нападать. Дико вращая глазами, он вскочил и попятился к дивану:
– Ты что, бабка, а? Ты что? – бормотал он.
Скинув брюки и рубашку, дед нырнул под одеяло. Утром встал, как ни в чем не бывало, сделал вид, что ничего не помнит, но от бабушки старался держаться подальше.
– Звать Полину? – хмуро спросила та.
– Нет! – взвизгнул дед и помахал перед бабушкиным носом скрюченным пальцем. – Не надо! Хватит!
Глава пятая
Дар
Образ прабабки Матрены запечатлелся в моей памяти пугающим, отчасти даже каким-то чужеродным – будто уже тогда, в младенчестве я понимала: у нас с ней разные пути.
Вероятно, бабе Моте хотелось, чтобы ее правнучка пошла по «ведьминским» стопам.
Может, она чуяла во мне некую силу, и перед смертью хотела ее приумножить, передав часть своей. Говорят, без этого ведьмы и колдуны не могут отойти в мир иной.
Я же бессознательно такому «донорству» противилась.
Внутренний голос шептал: не подходи, не бери, ищи свое!
Но поскольку дар ведуньи веками передавался женщинам нашего рода, то кто-то должен был его принять. И сдается мне, прабабушка вручила мне его хитростью, через игрушку.
После этого я должна была либо продолжить магическую линию, начав оказывать влияние на судьбы окружающих меня людей, либо трансформировать полученную энергию в творчество и уже с его помощью воздействовать на других, что в каком-то роде тоже – магия. Хочется верить, что баба Мотя надеялась, что я изберу второй путь.
Сила творчества
Почему я в этом так уверена?
Говорят,
Они прекрасно пели, рисовали, писали стихи, играли на музыкальных инструментах (отголоски тех талантов и сегодня прорываются в их потомках). Но в деревенском обществе творческая одаренность детей считалась блажью, баловством и потому всерьез не воспринималась. Картинки, песни, сочинительство, много ли на этом добра наживешь?
Большая семья требовала больших трат, а значит, надежного источника дохода.
В деревнях ценились люди земли, физического труда, а не «какого-то там» искусства.
В итоге девочки, которым с детства внушалось, что творчеством не проживешь, что все это «придурь», пустое, зарывали свои таланты в землю и целиком отдавались домашним заботам. Выходили замуж, рожали детей и от зари до зари трудились на ферме и в поле.
Но божью искру, куда ее денешь? Не найдя себе должного применения, она тлеет в груди, чадит, отравляя ядом сердце и душу. Как же тут не озлобиться? Жжение-то внутри ого-го!
Вот и начинает такая женщина самоутверждаться, отыгрываться за свое творческое бессилие на домочадцах. И уж коли ругнется в сердцах, пожелает кому-то ни дна, ни покрышки, то неприятностей не избежать – так она освобождается от негатива.
И горе тому, кто в эту «грязную» струю попадет. В лучшем случае, отделается головной болью, в худшем может тяжело заболеть или даже погибнуть. Особенно, если находится не в лучшей форме, болен, ослаблен, чем-то расстроен или удручен. Ибо что-то мне подсказывает, что сильному, здоровому, уверенному в себе человеку никакая грязь, ни проклятья не страшны. Вот только много ли мы знаем таких безупречных людей?
Ведьмы тоже плачут
До того как стать «ведьмакой», моя прабабка Матрена перебивалась случайными заработками прачки, обстирывая чужих людей. Баба Люда работала агрономом в колхозе, хотя обе – и мать и дочь, хорошо рисовали, и, думаю, мечтали совсем об иной судьбе.
Похожая история приключилось и с моими родителями, и младшей сестрой.
У мамы был красивый голос, ее манила сцена, театральные подмостки. В школе учителя хвалили мамины способности к литературе, живописи, иностранным языкам.
Папа в юности недурно рисовал. Писал стихи. Пел под гитару. Играл в самодеятельном театральном кружке. К тому же был подающим большие надежды спортсменом.
Острой необходимости выживать, как их далеким предкам не было ни у мамы, ни у отца, но оба, поддавшись родительскому напору («живи так, как мы жили!»), отказались от своей мечты и вместо этого пошли на завод, выполнять скучную механическую работу.
Про сестру отдельный разговор. Вся ее жизнь, начиная с рождения, представляется мне цепочкой сплошных неудач. Да чего там – все началось еще до появления Тани на свет. Но об этом чуть позже. Пока же вернусь к самовыражению себя.