Колесо превращений. Книга 3: Где ты, реликтовый ухоноид?..

Петри Николай

– А что, может, отправимся с ним? Когда это наша карета будет готова...

Милав размышлял недолго. Взглянув на замершего гхотта, он с безразличным видом пожал плечами:

– Почему бы и нет?

Дородный возница начал с шумом выпускать воздух из своего необъятного тела, когда новая фраза Милава заставила его поперхнуться:

– Надеюсь, ваша повозка не менее удобна, чем дормез королевского токонга?

ГЛАВА 5: "Морской удалец"

Неожиданности начались сразу, едва Милав с Кальконисом взобрались в повозку гхотта,

отрекомендовавшегося Громпаком. Оправдывая своё звучное имя, возница взгромоздился спереди на специальное возвышение, предоставив остальное пространство трёхсаженной повозки в полное распоряжение кузнеца и сэра Лионеля. Милав, устраиваясь среди тюков парусины, случайно облокотился на небольшую котомку, подвернувшуюся под руку. Опасаясь раздавить её содержимое, кузнец поспешил отдёрнуть руку, но не успел этого сделать, потому что...

ЗА ВУАЛЬЮ ЧУЖОГО ВОСПРИЯТИЯ:

САРМАК, бездомный бродяга.

"...вдалеке показалась четвёрка ухоженных коней, впряжённых в длинную трёхоску торговца. Понимая, что на пустынной дороге едва ли удастся встретить ещё одну повозку, Сармак поспешил навстречу медленно бредущим лошадям. В животе у Сармака урчало, а в тощей котомке лежали виола и флейта - единственная надежда на скромный заработок в ближайшем городке.

Вытаскивая из глубокой грязи расползшиеся самодельные ичиги, Сармак всматривался в возницу, пытаясь по его внешнему виду определить, перепадёт ли сегодня ему что-нибудь съестное или же опять придётся довольствоваться опавшими желудями и водой из родника...

Кони приблизились. Сармак разглядел человека, уверенно управляющего лошадьми. Опытный взгляд подсказал: возница не из гильдии перевозчиков и съестным у него не разживешься. Но, глянув на хмурое небо, обещающее затяжной дождь, Сармак с вздохом полез в котомку. Когда упитанный возница поравнялся с ним, Сармак уже с чувством играл мелодию известной в народе песни о богатыре Кагулине. Исполнив жалостливое вступление на флейте, под аккомпанемент виолы он пропел о первом подвиге любимого всеми героя, после чего замолчал, терпеливо застыв у огромного обода.

Возница долго смотрел на музыканта, потом хитро улыбнулся и сказал:

– Складывай свои инструменты, да залезай. Довезу я тебя до таверны "Крик петуха".

Сармак обрадовался, торопливо затолкал в котомку флейту с виолой и стал карабкаться на повозку. Но колёса оказались слишком большими, а ноша в руках только мешала.

Возница, видя затруднения музыканта, добродушно сказал:

– Давай, подержу твоё добро!

Сармак протянул котомку вознице и только собрался поставить ногу на массивный обод, как едва не потерял сознание от боли - длинный хлыст, с вплетённой в него металлической нитью, так стеганул его по голове и спине, что ноги подкосились, и Сармак рухнул на влажную траву..."

По напряжённой позе кузнеца Кальконис понял: что-то произошло. Он не успел задать Милаву первого вопроса, когда испытал повторное потрясение. Тело росомона неожиданно потеряло чёткость. Оно заметно выросло в объёме, продолжая толчками увеличиваться. Сэр Лионель, превозмогая ужас разворачивающегося перед ним действа, дрожащими пальцами коснулся раздувшейся руки Милава и увидел перед собой сверкающую

сталь его взора.

– Вы что-то увидели?
– с трудом заставив голос не дрожать, спросил Кальконис.

– Видел...
– сквозь зубы процедил Милав и, понизив голос до шёпота, пересказал сэру Лионелю события, случайным свидетелем которых он стал.

Импульсивный Кальконис предложил то же самое немедленно проделать с Громпаком. Милав согласился, но лишь после того, как они...

– А не расскажите ли нам о дальнейшей дороге?
– через минуту спросил Милав, пробираясь поближе к вознице.

– С превеликим удовольствием!
– откликнулся гхотт, не замечая того, как Кальконис достаёт из кожаной сумки перо и бумагу.
– Вам с какого места?

– А прямо от "Золотого галеона" и начинайте!
– попросил Кальконис, весело подмигивая Милаву.

Громпак оказался словоохотливым. Не прошло и получаса, как на помятом листе был записан весь дальнейший путь со всеми названиями и личными примечаниями возницы. С таким "путеводителем" можно было путешествовать с закрытыми глазами, не боясь заблудиться. Кузнец аккуратно сложил листок и спрятал его на груди.

"Время пришло!" - весело подумал он.

– Что за мешок здесь валяется?
– Милав поднял котомку Сармака.

Возница скосил глаза и беззаботно ответил:

– Там у меня всякая мелочь для ремонта колёс...

Кальконис многозначительно хмыкнул.

– Нельзя ли ненадолго остановиться?
– спросил Милав, почувствовав в теле странное раздвоение.

– Конечно!
– живо откликнулся гхотт.
– Мы уже долго в пути.

Лошади замерли. Громпак скатился с повозки и сразу кинулся в кусты. Милав с Кальконисом встали с другой стороны, внимательно поглядывая на гнущиеся, словно от урагана стебли, за которыми исчез возница.

Сэр Лионель, внимательно поглядывая на кузнеца, предупредил:

– С вами что-то происходит...

– Я чувствую, но справиться не могу...

Из кустов появился Громпак. Со счастливой улыбкой на губах он поспешил к повозке. Когда до лошадей оставалось не более пяти шагов, он вдруг застыл. Круто замешанное тело пошло волнами, пухлые губы затряслись, на лбу выступила испарина. Чересчур здоровый румянец мгновенно покинул отвисшие щёки, выбелив их ужасом. Глазки-пуговки прыгали с Калькониса на Милава и обратно, иногда опускаясь под повозку - на ноги кузнеца.

Кальконис, заинтригованный поведением гхотта, проследил направление его взгляда. Для этого сэру Лионелю пришлось опустить глаза на ступни Милава, и бывший философ понял состояние возницы. Дело в том, что до пояса кузнец был самим собой, а вот ниже... Могучий кузнец с невозмутимым видом стоял, опираясь на две мускулистые ноги, заканчивающиеся мощными копытами. Приглядевшись, Кальконис определил: копыта конские.

Не подготовленный к подобным превращениям гхотт, сменил былую ребячью прыть на полный столбняк. Через минуту, когда Громпак сумел оторвать взгляд от лошадиных ног и поднять их выше, он испытал не менее сильное потрясение. Прямо на него смотрела лошадиная физиономия с длинными прядями русых волос и кудрявой юношеской бородой. Физиономия самым естественным образом улыбалась и даже покусывала подвижными губами длинную соломинку! Гхотт, как подкошенный, рухнул на землю...