Колесо превращений
Шрифт:
— Теперь мы можем возвращаться в Рудокопово? — спросил Милав у Ярила.
— Да, слово Хозяйки — тверже алмаза.
— И все-таки я не понимаю: почему мы не могли ее напрямую спросить о том, как одолеть Аваддона? — спросил Милав.
Кудесник как-то странно посмотрел на кузнеца и сказал:
— Я же тебе говорил: Хозяйка делает лишь то, что сама хочет. Понимаешь — сама! Ее нельзя ни просить, ни умолять, ни спрашивать! Если бы ты захотел ее попросить о чем-нибудь, скорее всего, тебя бы с нами уже не было. Стоял бы где-нибудь в ее чертогах в виде кристалла кварца или висел сталактитом
Милав внутренне содрогнулся от такой перспективы и решил больше этой темы не касаться. Он молча шагал за сосредоточенным кудесником и не сразу обратил внимание на то, что ущелье, по которому они шли, было ему незнакомо. Он спросил об этом Ярила.
— Хозяйка выпустила нас поближе к городку — на тот случай, если люди Аваддона поджидают нас на прежней тропе. Это дорога к одному из самых старых рудников. Он давно уже не разрабатывается, и мы по ней выйдем с северной стороны слободы горняков — там ближе всего к хоромам городского старшины.
— А если и сам городской старшина под воздействием Аваддона? — спросил Милав. Кудесник на минуту задумался.
— Вполне может быть… — сказал он. — Надо Ухоню вперед пустить, — и он обратился к ухоноиду: — Пойдешь?
Ухоня изобразил своим ухотелом напряженную работу мысли и сказал:
— Отчего ж хорошим людям не помочь? Пойду!
Через полчаса решили сделать небольшой привал — не было смысла тащить в город еду и питье. Да и громоподобное урчание в желудке кузнеца напомнило о том, что пора и о теле бренном позаботиться, пока на него еще кто-нибудь свои права не выдвинул. Солнышко уже припекало вовсю, жареная косуля оказалась тепловатой, но от этого ничуть не менее вкусной. А мед на таком солнцепеке сразу ударил в голову.
Кудесник внимательно посмотрел на кузнеца и удивленно произнес:
— Ты хмельного никогда не пил?
— Не знаю, — откровенно признался Милав, — думаю, что нет!
— А я вот пробовал! — заявил вездесущий Ухоня. — Гадость порядочная!
— Ври больше, — огрызнулся Милав, — у тебя и желудка-то нет!
— Тоже мне — проблема! — Ухоня в долгу не остался и тотчас сотворил из себя такой здоровенный желудище да с такими анатомическими подробностями, что даже спокойный кудесник возмутился.
— Прекрати! — крикнул он, не в силах смотреть на то, как Ухоня-желудок стал поглощать медовый напиток.
— А чего добру пропадать! — Но бочонок с медом все-таки отставил, правда, почти пустой.
Возможно, кудесник Ярил собирался прочитать ему небольшую лекцию на тему достойного поведения недостойного ухоноида, но так и не собрался — шум впереди привлек их общее внимание.
— О-хо-хо! — хмыкнул Ухоня, наблюдая за тем, как впереди, на расстоянии трех полетов стрелы, растет облако пыли.
Кудесник приложил ладонь к земле и уверенно сказал:
— Две дюжины всадников. Воины в тяжелом вооружении. Это могут быть только стражники городского старшины. Значит, Аваддон и наш вариант предусмотрел!
Легкий хмель почти покинул голову кузнеца, и он соображал теперь четко и быстро.
— Дорога здесь узкая, — заговорил он, — чтобы только две телеги смогли разъехаться, значит, нападать будут по три-четыре воина в ряд. Авось отобьемся!
— Дурные речи
— А те, что держали тебя в пещере, — огрызнулся Милав, — были обры, что ли?
Кудесник крякнул с досады и уже другим тоном добавил:
— Ты уж, Милав, помягче… свои ведь…
— Свои калачи я пеку в печи, а чужие… — Милав замер на полуслове. Есть идея!
До всадников оставалось не более двух полетов стрелы, и кузнец торопился, — он трансформировался в тонконогого скакуна, образ которого сохранился в его памяти после «прогулки» вокруг Алатыря. Крикнул кудеснику, чтобы тот садился на него да крепче держался. Ярил вскарабкался ему на спину с завидной резвостью и вцепился в жесткую гриву.
— Они проткнут нас копьями! — крикнул он, когда Милав рванулся навстречу противнику.
— Не успеют… — отозвался Милав, которого от переизбытка чувств так и подмывало заржать во все горло или укусить кудесника за колено.
Их стремительная скачка произвела на противника впечатление — красивый тонконогий скакун, какого в этих краях никогда и не видывали, на его спине высокий старик, темные одежды которого развеваются на ветру, а над стариком скользит серебристое полотнище, медленно принимающее какую-то необычную форму.
Толстые лошадиные губы оказались малопригодными для светской беседы, однако Милав напряг все свои способности, и мощное лошадиное горло исторгло своеобразный звук:
— Иго-го-ня, давай!
Ухоня, как всегда, оказался на высоте — Милав-скакун понял это, как только смог разглядеть перед собой лица передних всадников, посеревшие от ужаса.
«Так вам и надо, — подумал Милав, — не будете под пятой у Аваддона разбойничать на дорогах!»
А ухоноид уже веселился вовсю. Приняв облик излюбленной огненной пасти размером с добрую хату, он вырвался вперед на несколько саженей и обрушился мнимыми клыками на всадников. Не только кони стражников, но и сам мир, казалось, встал на дыбы. Передние сверзились с лошадей только от одного вида монстра, сотворенного богатой фантазией Ухони. Задние, не разобравшись в том, что творится, стали придерживать лошадей, в это время их атаковало чудо-юдо. Воздух наполнился воплями ужаса, криками боли, лошадиным храпом и бряцаньем оружия. Но самые ужасные звуки издавал летящий сквозь распавшийся строй скакун — он ржал-хохотал во все горло!
— Держись! — крикнул Милав кудеснику, прильнувшему к лошадиной шее. Куда теперь?
— К городскому старшине, пока стражники не оклемались!
— Не успеют…
Ветер свистел в ушах, хлопала одежда кудесника, звенели по камням кованые копыта. Хорошо!
— Надо бы бабушку Матрену проведать, — шепнул Ухоня, скользивший рядом и уже вернувший себе полную прозрачность, — а то как бы ее в темную за тебя не упекли!
— Проверим…
Не снижая темпа, они преодолели слободу горных мастеров, распугивая на своем пути всякую ленивую живность: беспечных кур, горделивых гусей и ценителей грязелечения — меланхоличных поросят. Сами поселяне отходили в сторону, едва заслышав перестук копыт и гортанный крик, льющийся, казалось, прямо с неба.