Колесо Судьбы
Шрифт:
– Простите, мессир, а кто эти люди за маленькими столиками?
Ордис оторвался от своей записной книжки и поднял на меня глаза.
– Сплетники, – он усмехнулся, обнажая потемневшие зубы.
– Что? Сплетники? – я рассмеялся. – Они что, сообщают сплетни?
– Примерно так. Вы, гляжу, недавно в Гарме? – В отличие от Ниена, в Гарме было принято обращаться к незнакомцам на вы.
– Три дня.
– Тогда точно уже видели на стенах большие такие белые прямоугольники с надписями черным. Они завсегда сильно выпирают из кладки, а все потому, что их покрывают слоями штукатурки снова и снова, а потом белят.
– Да, видел. Я решил, что это объявления, как обычно: о выступлениях фигляров или о состязаниях эквитов на поле для ристалищ.
– Это выжимки новостей. Против каждой стоит символ сплетника. Такой, как на гербе! – Старик мотнул головой в сторону стены с размалеванными щитами. – Охота подробностей? Тогда живо беги сюда и за пару монет слушай, что наболтает сплетник.
– Забавно, – я покачал головой, дивясь такому устройству. – В Ниене новости сообщают иначе – вывешивают запись подле ратуши на отбеленной гипсом доске, или же их зачитывает глашатай.
– Слишком пресно для Гармы, – засмеялся Ордис. – Тут всё иначе устроено. Горячие новости как пирожки, их проглатывают, обжигаясь. У сплетников за пару монет чего только не наслушаешься: кто теперь ходит в любовницах префекта стражи, кто выставит свою кандидатуру против нынешнего Короля-капитана Гратина на выборах в сентябре, и что случилось прошлым вечером в больших банях. И много всяких других новостей, от которых уши в трубочку свернутся.
– А если я захочу узнать о давних событиях?
– Это не к ним. У сплетников память как у мыши – на три или четыре дня, не более. А потом все напрочь забывают, как и их слушатели.
– Жаль.
– О чем-то важном хотели узнать, мессир? – в глазах Ордиса вспыхнуло любопытство.
– Несколько лет назад один человек в Ниене заключил сделку и, похоже, купцы из Гармы его обманули. Хотя слово Гармы – как железный замок, так говорят по всему Приморью.
– Несколько лет – это сколько – менее пяти или более?
Я мысленно прикинул:
– Много более.
– Тут такое дело… Оно конечно, копию договора можно найти в архиве – это такое пестрое желто-красное здание рядом с городской ратушей. Идти сразу надо к старшему писцу Викею. Но мой вам совет: не тратьте зазря время. Сделать уже ничего не получится.
– Почему же?
– За мошенничество срок давности в Гарме пять лет. Через пять лет обманутый неудачник может забыть про свои флорины. И поговорка звучит вот как: «Слово банкира Гармы – как железный замок». Банкир, тот не обманет, он за свои проценты радеет. А вот крупные и мелкие торговцы могут жульничать в свое удовольствие. Такова Гарма. Закон и хаос сплетены в один клубок повсюду.
Он внезапно замолчал и вгляделся мне в лицо.
– Мессир Кенрик? Что вы здесь делаете?
– Я же сказал: путешествую. Прибыл три дня назад. А ты…
– Да вот попробовал восстановить свое доброе имя.
– И?
– Надеюсь, вы не запамятовали, ваша милость, как я клялся, что привез из Гармы целый караван припасов – как сейчас помню: две сотни мешков овса, муки, ячменя, да еще солонину и оливковое масло. А в подвалах Элизеры с началом осады ничего не обнаружилось.
– Но пару мешков
– Так в этих двух мешках все дело. Я тут уже три месяца и чуток сумел разобраться, что к чему. Это проделка одного из Маркелов. Смотрите, мессир, как они дурят людей, особо пришлых. Их шестеро братьев, торгуют зерном, мукой и прочими припасами. Когда продают мешок или два – то честно отгружают заказ без обмана. Но как только выпадает большая сделка с каким-нибудь иноземцем, они зовут своего седьмого брата-магика, и тот создает фантомы мешков и телег и миракли погонщиков. А для верности помещает в одну из настоящих телег два-три мешка настоящих припасов, чтобы фантомный караван не утек в канавы по дороге. Один из братьев доставляет все это добро либо на корабль, либо в амбар, либо в замок очередному глупцу, а может отправить караван дальше во Флореллу или в Город семи портов. Потом Маркел гребет свои денежки сполна и мчится назад, в Гарму, где садится на корабль и исчезает на пять лет. А созданные им фантомы распадаются. Вот и весь сказ. А на другой год тот же фокус проделывает другой брат, если найдет глупца вроде меня.
– Погоди! Разве коллегия торговцев зерном не должна давать поручительство?
– В том-то и дело: Маркелы болтуны получше сплетников будут, убедят тебя в чем угодно, хоть в том, что у каждого светлый нимб вкруг головы, как у богов Домирья рисовали. Продают зерно они дешевле в два раза, но без поручителей. С поручителями цена получается как в Ниене, нет смысла тащиться к Маркелам в Гарму. А без поручителей – полцены! На эту дешевизну дурной народ и клюет. Правда, ходят слухи, что в последние годы дело хитрушников стало хиреть – не потому, что кому-то удалось притащить Маркелов в суд, таких было без малого с полсотни, но все они без толку заплатили стряпчим, а потому, что слишком многие узнали об их проделках. Дошел слушок и до меня – все эти годы меня колдобило, едва вспоминал о том пропавшем зерне. Вот я и прибыл в Гарму, чтобы всё разузнать на месте. В архиве получил копию договора, который сам когда-то и заключил на поставки в Элизеру. Но срок в пять лет миновал, ни одного флорина с Маркелов теперь не выжать.
– Поразительная история!
– Я и сам дивлюсь: столько лет они крутят-вертят свои делишки, но до сих пор уловляют глупцов в дырявые сети. Предложение продать зерно в два раза ниже обычной цены лишает покупателя разума. Свиньи они, эти Маркелы, и порода их свинская, а управы на них не найти.
– В два раза ниже обычной… – повторил я вслух, потому как вспомнил, что Чер-Ордис говорил именно про такую цену во время дознания, и что он хотел сэкономить деньги для казны. – Так значит, ты был с самого начала невиновен?
– Я был глуп, да и сейчас не шибко поумнел. К счастью, король не отдал меня под суд, а то бы вздернули на ратушной площади за воровство.
– К счастью, нет.
Я ощутил бесполезный укол вины: много лет мы ничего не делали, чтобы узнать правду и очистить имя Ордиса. Тот же Крон мог бы расследовать это дело за день или два. Но все поверили в вину Ордиса и милостиво его простили. А сам бывший комендант Элизеры долгие годы чувствовал себя виноватым без вины, но не мог очиститься ни перед королем, своим сеньором, ни перед магистром Кроном. А я, в год осады Элизеры еще мальчишка, и думать о нем забыл.