Колесо в заброшенном парке

Федоров Антон

— Серьезно? — спросил Вовка.

— Да. Его репрессировали в тридцать восьмом. И свой труд он по памяти восстанавливал уже в ГУЛАГе.

— А за что его посадили?

— А за что в то время сажали? Да ни за что… Стуканул кто-то, что, мол, проводит исследования, связанные с религией и неофициальной историей. О старце Антонии остались свидетельства, что его еще при жизни считали святым. Мало того что он обладал редким даром слова, так ему еще приписывали всяческие чудеса — например, способность мгновенно перемещаться в пространстве.

— Как это? —

не понял Вовка.

— Его могли видеть практически одновременно в нескольких местах. Есть документальные свидетельства, по утверждению Козко…

— То есть ты этих свидетельств не читал?

— Так кто ж мне их даст! Почитай, триста лет прошло. Да и архив монастыря не сохранился… А еще этот старец оставил несколько высказываний, которые до сих пор считаются пророческими. Вот послушай, мне это не дает покоя: «Колесо повернуша и себя в горы у башени падучей переместиша».

— Стас, ты на весь вагон аки протодьякон гудиша! Это все хорошо, но не слишком ли ты отклонился от нашего с тобой дела? Какое это имеет отношение к мальчишкам и Виральдини?

— Вот послушай. — Стас открыл блокнот, послюнил пальцы и перелистнул несколько страниц: — «…По дошедшим до нас из XVIII века письменным свидетельствам, Старец Антоний имел внешность благообразную. Он был сед и носил небольшую бороду, также совершенно седую. Никто не знал, откуда он пришел в монастырь и сколько ему лет. Хотя он не казался очень старым — глаза из-под седых бровей глядели темные, глубокие и неожиданно молодые. Нос его был слегка длинноват и имел небольшую горбинку…»

— Жаль, не сохранилось портрета, — сказал Вовка.

— Скорее всего никакого портрета и не было. Слушай дальше: «…в архивах монастыря, где я успел поработать еще до пожара в хлебодарных палатах, — пишет Козко, — сохранились ноты некоторых старинных роспевов. По преданию, гармонизация их принадлежит перу Старца Антония. В 1921 году, незадолго до закрытия монастыря, мне довелось услышать некоторые из них на Всенощной в исполнении братского хора. Написаны они в итальянской манере, характерной для екатерининского времени. Но, насколько я мог судить, они значительно выше аналогичных опусов Бортнянского или Веделя. Гармонии были нарочито простыми, но светилось в них что-то, отмеченное знаком гения. Такой знак ни с чем не спутаешь. Затрудняюсь сказать, что именно — мне, как любителю, трудно судить об этом профессионально».

Глаза Вовки загорелись.

— Ты хочешь сказать, что…

— Погоди, не перебивай. «Было ясно, что старец Антоний получил хорошее образование. Свободно говорил на нескольких языках, был прекрасным композитором. Судя по всему, музыке учился в Италии. Кроме того, он был замечательным философом и богословом. Неизвестно, что заставило его уйти из мира в духовную обитель. Исчез он из монастыря так же загадочно, как и появился, предварительно приняв Святую Схиму и дав обет молчания. После его исчезновения долго ходили слухи, что он унес

с собой какую-то тайну».

— Ты хочешь сказать, что этот старец и Виральдини одно лицо? — воскликнул Вовка. — Но ведь этого не может быть!

— Знаешь, эта идея настолько фантастична, если не бредова, что… вполне может оказаться правдой. По крайней мере я не нашел ни одного факта, ее опровергающего. Хронологию я проверил — по датам все сходится.

— Паноптикум… — Вовка покачал головой.

— Не, Вов, вот ты мне скажи… Много ли в то время было в России итальянских гениев? Вот скажи!

— А… столько же, сколько в Бразилии Педров — и не сосчитаешь!

— Ну… За дона Педро!

Павшино

— Как ты думаешь, — поинтересовался Вовка, — почему репрессировали этого Козко? Ведь исследование с религией, в общем-то, и не связано.

— Понимаешь… акцент был сделан на проблему Прямого Перехода через Пространство и Время. Его тайной старец Антоний, судя по всему, владел. А эта проблема во все времена находилась под прицелом спецслужб всех стран. И ВЧК не исключение. Вроде бы никто ничего не воспринимает всерьез, но почему-то все держат руку на пульсе. Вспомни генерала Лопухова: «Бред, научная фантастика…»

— А сам отправляет нас в Венецию…

— Ну, за город-герой Венецию!

Красногорская

— Ты мне это брось, Стас, — вдруг сказал Вовка. — В Вене нашли останки Виральдини. Ну, почти все…

— Ай, еще не известно, чего они там нашли. — Стас махнул рукой. — Да хоть бы и нашли. Знаешь ведь, что такое «многовариантность развития»…

— В рамках одного пространства? — удивился Вовка.

— А хоть бы и одного. Кто может объяснить механику Вселенной? Вот ты можешь?

— Ну, если ты мне еще нальешь, то можно попробовать.

— Не вопрос!

Очередная порция шампанского с нежным шипением вспенилась в вовкином стакане.

— Ну, за многовариантность развития!

Опалиха

— Смерть Виральдини в Вене — это закрытый сосуд, вещь в себе. В этой истории полно загадок и просто необъяснимых моментов.

— Может, никакой смерти и не было…

— Вовик, я тебя умоляю!

— Нет, в самом деле, смотри! Виральдини сначала затравили в Италии, потом добрались до него в Австрии, а он возьми да смотайся.

— Куда? В дикую Россию — родину слонов?! А до этого выучил русский «только за то, что им разговаривал Ленин»? Заодно принял Православие и стал ну просто духоносным батюшкой. Картина маслом!

— Ну, насчет Ленина ты загнул, но вот в остальном… В России тогда господствовала итальянская музыкальная школа. Многие композиторы учились в Италии. Так что он вполне мог прийтись ко двору. Кстати, о дворе — можно поискать в царских архивах.

— Вов, давай сначала с Венецией разберемся, а?