Колесо Времени. Книга 13. Башни Полуночи
Шрифт:
– А что там было? – спросила златовласая Клэр, и Мэт не поскупился на улыбку. Ему нечасто доводилось играть в кости с женщинами. Почти все они считали такое развлечение вульгарным, хотя охотно принимали от него купленные на выигрыш подарки. Да и вообще, играть с женщинами в кости нечестно: от улыбки Мэта у них страшно колотится сердце и слабеют колени. Но Мэт больше не улыбался девушкам такой улыбкой. К тому же Клэр ни разу не улыбнулась ему в ответ.
– Джоудри, – объяснил Догоняла, пока Мэт тряс стаканчик с костями. – Утром нашли его мертвым.
– Чего? – Мэт так оторопел, что забыл проследить за броском. – Ну-ка, повтори.
– Что тут повторять? – удивился Догоняла, глядя на Мэта. – Джоудри был наш знакомый. Две кроны мне должен остался.
– Тело было обескровлено? – спросил Мэт. – Точно? Сам видел?
– Что? – поморщился Догоняла. – Кровь и пепел, парень, в своем ли ты уме?
– Я…
– Догоняла! – окликнула Клэр. – Глянь-ка.
Рослый опустил глаза, и Мэт последовал его примеру. Брошенные им кости – все три – приземлились и замерли на углах. О Свет! Мэту доводилось подбрасывать монетку так, что она вставала на ребро, но вот такой фокус с костями он видел впервые.
И вдруг в голове у него загрохотали игральные кости, и Мэт чуть до потолка не подскочил. «Кровь и треклятый пепел!» Когда в голове гремят кости, ничего хорошего не жди, и этот звук утихнет не раньше, чем что-то случится – нечто такое, что, как правило, сулит крайне неблагоприятный поворот в жизни бедняги Мэтрима Коутона.
– Ни разу, ни разу не видел… – начал было Догоняла.
– Будем считать, что я проиграл, – перебил его Мэт, расстался с несколькими монетами, а остальной выигрыш сгреб в ладонь.
– Что тебе известно про нашего Джоудри? – осведомилась Клэр.
Она уже тянулась к поясному ремню. Глядя в ее свирепые глаза, Мэт готов был поставить золото против медяков, что сейчас она выхватит нож.
– Ничего, – ответил Мэт. «Ничего, и в то же время слишком много». – Прошу меня извинить.
Торопливо покидая таверну, он заметил, как толсторукий громила, один из стоявших у входа, говорит что-то трактирщику Бернхэрду и показывает ему листок бумаги. Что на нем, Мэт не видел, но без труда догадался, что в руке у громилы его портрет.
Он выругался, выскочил на улицу, нырнул в первый попавшийся переулок и перешел на бег.
Итак, за ним охотятся Отрекшиеся, в кармане у каждого городского бандита имеется портрет с его физиономией, и где-то неподалеку нашли обескровленный труп. Вывод может быть только один: в Кэймлине объявился голам. Причем оказался он тут невероятно быстро. Да, Мэт собственными глазами видел, как эта тварь протискивается в отверстие шириной чуть меньше двух пядей. Похоже, она не умела отличать возможное от невозможного.
«Кровь и растреклятый пепел», – думал он, втянув голову в плечи. Надо забрать Тома и вернуться в лагерь, разбитый Отрядом на окраине города. Мэт припустил по темной и скользкой от дождя улице. В камнях мостовой отражался свет масляных фонарей. Илэйн приказала,
Мэт отправил ей весточку, но ответа не получил. Такая вот благодарность. По его подсчетам, Мэт дважды спас ей жизнь, и уже после первого раза Илэйн должна была разреветься и полезть к нему с поцелуями – ан нет, даже в щеку не чмокнула. Да и на кой сдались ему эти поцелуи? Тем более от особы королевских кровей. Нет уж, лучше не надо.
«Ты, так тебя растак, женат на высокородной шончанке, – подумал он. – Растреклятой дочери самой императрицы». Ну и как теперь избежать общения с членами королевской семьи? Правильно, никак. Но Туон хотя бы красивая. И в камни отменно играет. И любит поговорить. И чувство юмора у нее хорошее. Пусть даже то и дело ставит ему палки в колеса…
Нет. Не надо сейчас думать о Туон.
Как бы то ни было, ответа от Илэйн он не получил. Надо быть понастойчивее. Дело уже не только в Алудре и ее драконах: в городе объявился треклятый голам!
Сунув руки в карманы куртки, Мэт вышел на оживленный проспект. Из-за поспешного бегства его дорожный посох остался в «Дыхании мертвеца». Мэт ругнулся себе под нос. Предполагалось же, что он будет проводить дни в праздности, вечерами играть в кости в лучших тавернах, а утром спать допоздна, дожидаясь, пока не пройдут оговоренные Верин тридцать дней. А тут такое.
Он давно уже хотел поквитаться с голамом. Мало того что, рыская по Эбу Дар, эта тварь поубивала ни в чем не повинных людей: Мэт прекрасно помнил и Налесина, и пятерых «красноруких», тоже расставшихся с жизнью. Кровь и пепел, голаму есть за что ответить – даже если не вспоминать, что он забрал жизнь Тайлин.
Вынув руку из кармана, Мэт коснулся медальона в виде лисьей головы, всегда висевшего на груди. Устал он бегать от этого монстра. Под перестук игральных костей в голове у него начал зарождаться план. Мэт пытался прогнать из сознания образ связанной его собственными руками королевы с оторванной головой. Было бы столько крови… Свежей крови, которой питается голам.
Мэта передернуло, и, подходя к городским воротам, он сунул руку обратно в карман. Несмотря на темноту, его глаза отыскали признаки разыгравшейся здесь схватки: наконечник стрелы в двери здания слева от него и темное пятно под окном караулки. Здесь погиб человек. Наверное, высунулся в окошко с арбалетом, получил стрелу, завалился на подоконник и залил своей кровушкой всю деревянную стену.
Теперь же осада закончилась, и на трон взошла новая, правильная королева. Мэт вспомнил, что в кои-то веки ухитрился пропустить битву, и его настроение слегка улучшилось: борьба за Львиный трон обернулась целой войной, но при этом ни одна стрела, ни один клинок, ни одно копье не были нацелены в сердце Мэтрима Коутона.
Он свернул направо и пошел вдоль городской стены, с внутренней ее стороны. Здесь было множество гостиниц. У городских ворот всегда полно постоялых дворов – не самых лучших, но почти всегда самых прибыльных.