Колледж Святого Джозефа
Шрифт:
Прозвенел звонок.
— Параграф шестнадцатый, на следующем уроке буду спрашивать, — сказал Елисеич своим обычным тоном и отвернулся от учеников, словно потеряв к ним интерес. Те повскакали с мест и принялись громыхать портфелями и громко переговариваться.
— В кои-то веки Елисееич сказал что-то умное, — задумчиво сказал Кирилл, когда четверка вышла из класса и угрюмо добрела к ближайшему подоконнику.
— Что ты там умного углядел? — раздраженно спросила Соня.
— Ты не напрягайся, — посоветовал Кирилл, — ты, похоже, кроме описания своей юбки и не слышала ничего. Ну,
У Дженни покраснели уши. Несмотря на отсутствие слов, ее лицо хранило упрямое выражение.
— А мне кажется, ему стоит извиниться, — сказал Егор, — перед девчонками.
— Передо мной не надо, — Соня улыбнулась, — я вешу шестьдесят килограмм и учусь в балетной школе. У меня иммунитет к унижениям.
— Слыхала, вас Елисеич потрепал? — раздался сзади очень высокий девичий голос.
— О, господи, — простонала Дженни.
Это была Алина Медведь, маленькая невесомая девушка, в джинсах и кедах. Ее волосы были ярко-черными: как если бы безумный парикмахер поймал настоящего тауэрского ворона, от души натер бы его гуталином и нахлобучил девушке на голову. Алина всегда была в окружении своей свиты: гренадерского роста и веса девицы по прозвищу Сапог, с маленькими глазками и курчавыми волосами, и кукольной блондинки в вырви-глаз-розовом худи с ушками. Соня никак не могла запомнить, как ее зовут. То ли Аня, то ли Маня.
Соня и Алина недолюбливали друг друга. Алина считала Соню выскочкой и позершей, а Соня Алину — недалекой дурой.
— Ну, может это вас одеваться научит, — радостно заявила Алина, обсмотрев Соню и Дженни с ног до головы. Сапог угодливо хихикнула.
— У тебя дел никаких нет? — сурово спросил Егор.
— Удаляюсь, — пропела Алина.
Соня проводила троицу взглядом.
— Не буду ходить на встречи выпускников, — мрачно пообещала она, когда ребята вышли во двор и побрели к выходу.
— Я домой, — сказала Дженни.
— Я тоже, — Кирилл зевнул, — дела-дела.
— А ты? — Соня толкнула Егора в бок.
— Я остаюсь, — сказал Егор и в подтверждение своего намерения остановился, как вкопанный, у центральных ворот.
— Анфису Палну поджидает, — расплылся в ехидной улыбке Кирилл.
— Дурак, — сказала Соня пренебрежительно.
— Не лезь не в свое дело, — огрызнулся Егор.
Дженни молчала. Молчала, когда они с Соней покидали территорию школы. Молчала, когда они переходили дорогу: девчонки, не сговариваясь, направились к моллу. Первые слова были произнесены только у киоска с замороженным йогуртом.
— Средний с карамелью.
— Большой с инжиром, пожалуйста.
Девушки остановились напротив огромного гипермаркета «Свежесть» и принялись за лакомство, погрузившись в глубокую задумчивость. Соня думала о том, что ее балетная репетиторша непременно «углядит» большой стаканчик йогурта в тяжелых прыжках. Дженни размышляла над тем, чем Заваркина так увлекла Егора.
«Свежесть» ни о чем не задумывалась: в ее обязанности входило приветливо моргать вывеской, напоминая покупателям, что они еще не все купили к ужину.
— Мне надо купить рыбы Колесику, — очнулась Дженни. «Свежесть» поддержала ее бегущей строкой, сообщившей, что чудесная и восхитительная
Кот Дженни, Колесик, был поперек сам себя шире и питался только рыбой из «Свежести». Если ему предлагали рыбу, купленную, например, на рынке или, упаси боже, сухой корм, то он воротил морду, раздраженно фыркал и брезгливо закапывал свою тарелку передней лапой. Соня часто предлагала подержать этого капризулю на голодном пайке недели три, уверяю подругу, что эта скотина вполне сможет безбедно прожить на своем подкожном жире. И заодно смягчится нравом. Дженни пока так и не решилась посадить Колесика на диету и исправно таскала ему мойву из «Свежести».
Девушки, прикончив йогурт и аккуратно поместив стаканчик в урну для бумаги (согласно городским правилам), прошли сквозь ряды с овощами и плюшевыми игрушками к рыбному.
В рыбном они застали драму.
Огромный детина в грязных джинсах и с большим сачком наперевес, сосредоточенно шарил какой-то метелкой, привязанной к палке, в холодильнике с копченой семгой. Подойдя поближе, девчонки рассмотрели, что метелкой он удерживал загнанную в угол черную кошку, изящную, тонкую и звонкую: к генам ее дворовых родителей явно была примешана толика благородных дрожжей.
Кошка озиралась в поисках путей отхода и шипела на зверолова. Тот, не проникшись кошачьим отчаянием, взял сачок на изготовку.
Весь рыбный отдел — продавцы, покупатели, подсобные рабочие — наблюдали за разворачивающимися событиями.
— Куда вы ее потом денете? — спросила самая полная из продавшиц в чистом фартуке с надписью «Свежесть».
— На живодерню, — спокойно пробасил детина.
Соня наблюдала за поимкой волосатой бандитки, сжав кулаки и сглатывая слезу. С детства обладавшая обостренным чувством справедливости, она терпеть не могла, когда обижали маленьких, слабых и голодных. Дженни знала эту черту своей подруги, и заранее схватила ее поперек туловища, чтобы та не кинулась драться с мужиком.
Дженни повертела головой в поисках чего-нибудь, что помогло бы ей отвлечь Соню. Справа не было ничего интересного, кроме печенья с начинкой. Но слева… Слева стояла Заваркина в своем красном кардигане. Она держала за руку Васю, который с любопытством наблюдал за поединком.
— Смотри! Заваркина! — прошептала Дженни Соне.
— Где??? — завопила подруга и кинулась на красное, — Анфиса, помоги!
— Чем я тебе могу помочь? — спросила Заваркина, отшатнувшись от такого неожиданного наскока, — могу дать платок.
— Не мне помоги, кошке! — пропищала Соня и бурно разрыдалась. Дженни кинулась утешать подругу.
— Легко, — Заваркина помедлила секунду, словно прикидывая варианты, — Вася. Реви!
— Чего делать? — не понял Вася и доверчиво посмотрел на мать.
— Реви, будто тебе жалко кошку. Будем ее спасать.
Вася, не медля ни секунды, заревел белугой. По его розовым щекам потекли красивые, крупные капли. Указательным пальчиком он тыкал кошку и издавал душераздирающие всхлипы, в которых явно слышались слова «мама» и «кошка».