Коллекция нефункциональных мужчин: Предъявы

Рубанова Наталья Федоровна

…Потом опять начиналось непонятно что, непонятно откуда и неизвестно зачем — и откуда только что бралось? Круговой ритм жизни захлестывал, загоняя в угол. Особенно — в субботу утром. Чаще всего с бодуна — в пятницу вечером. Ведь чаще всего мы встречались по пятницам — странный, донельзя запущенный день, отдававший потом недельной головной болью и глупыми угрызениями совести — нередко обоюдными.

Ах, ч-черт! Да неужели только пили и трахались, да еще — небезызвестный «общий интерес», упоминать о котором нет ни малейшего желания? Впрочем, нет — иногда не трахались. Иногда не пили. Иногда… И… И… И-и-и-и-и!!!!!!!!!!!!!

Поезда метро разносят нас в разные концы города. Я еду к другу своего возлюбленного за какой-то супер-важной

для возлюбленного сумкой, которую должен передать мне этот самый его друг. Сам возлюбленный съездить в то место никак не может по причине глубокой и правдивой; выпив изрядно пива и договорившись встретиться на «Сухаревке» «с девяти до одиннадцати» этим же вечером, я стремительно направлялась вниз по оранжевой ветке, а где-то у «Новых Черемушек» вспоминала о пиве, булькающем внутри меня. «Следующая станция — «Коньково», ой, господи, ну, сколько же еще… На конечной станции мне передавали сумку, а я, испросив заветное (наличие сортира) жалобно смотрела на принесшего ее. Ему, бедному, пришлось вести даму в кусты — ибо чего хочет женщина, того хочет бог. Добавим всуе — «чего хочет нетрезвая женщина». А что делать? Но это неинтересно… А что интересно? Девять вечера, скамейка на Сухаревке, ЕГО улыбающиеся глаза? Мы держимся пальцами за разные ручки сумки и ржем: ведь мы снова едем на Пулковскую, где…

А потом — еще какие-то пятницы, пятницы, пятницы, и ужасные после них — субботы: обычно они были «черные» в самом прямом смысле. Учитывая то, что ложились мы после таких вот пятниц часов в шесть утра или не ложились вообще, то можете себе вообразить, какие веселенькие ждали меня субботы! Типа, возлюбленный же по выходным — да и вообще — не работал и неизменно ехал домой отсыпаться, искренне недоумевая, как можно поступать как-то иначе.

— Это только ты можешь так, ты — сильная, — говорил он.

«Сильная» кусала губы и изо всех сил улыбалась, чтобы не заснуть, или — еще хуже — не дай бог, не раскваситься. Вообще же после таких «отрывов» я легко засыпала даже под барабанную дробь телевизора, хлопанье дверей и яркий свет, не снисходя до звука.

…Вскоре появились дожди, за ними — снега; переодеваясь из летнего в межсезонное, а из межсезонного — в зимнее, мы ощущали бег времени с препятствиями и скачку курса доллара: тогда мне и приснился впервые чемоданчик баксов… Прощания «навсегда» не удавались, оставляя после себя огненно-хвостатые многоточия, и почему-то — боль в спине при звуках бетховенского «Рондо о потерянном гроше» — в темпе Presto, с ошибками…

Под старый «ЧайФ», под затерянный мир, под непроглядную кошмарную ночь, когда я поняла, наконец, что мы никогда не будем вместе, и даже почти улыбнулась этому, а потом — температура под сорок, выученный наизусть бледный рисунок старых обоев и неуместно-яркий лак на ногтях, обломившихся так же легко, как и эта запущенная история, вызывающая у меня до сих пор животный ужас непристойной риторикой: как случилось, что я вообще смогла так вляпаться?!

Письмо второе

В виде файла

Привет, на континенте!

Как оно? У нас опять осень, я только никак не могу вспомнить день недели. Меня пытаются втянуть в «общественную жизнь Москвы», но я отбрыкиваюсь и бью «второго» под-дых — знаешь, я изменила ему. Вчера. Мы познакомились по инету. Знаешь, я даже и не подозревала, что стану когда-нибудь знакомиться так… — это как продавать себя на рынке, только бесплатно. Хотя, на эти сайты заходят в основном из любопытства или от зажратости-заржавелости, если уж не от тривиального одиночества..

…Встретились в кафе; говорили обо всем, о чем говорят в таких случаях, когда знакомство произошло не само собой, а неким суррогатным способом. Хотя, все мое существование насквозь суррогатно. Но «второй», по крайней мере, не напрягает.

Ты спросишь, напрягал ли «первый»? Едва ли. Может, сменить ориентацию, а то что-то совсем глухо? © Смайл только больно страшный получается. Ну так вот, что-то я отвлеклась. Поехали мы кататься по Москве; он мне про своих жен бывших рассказывает, я ему — про своих, типа, мужей. Потом приехали в гости — квартира с видом на Кремль и проч., евро, ванная больше, чем мой кабинет, etc. Разговаривали часа три; он играл на флейте Пана и показывал фотографии. Я спросила, не хочет ли он стать моим любовником? Он удивился, потому что перед тем как ехать, я спросила, не убьет ли он меня, а он сказал, будто у него в доме муха живет, и ничего, так что я откинулась на сиденье как будто успокоенная, хотя, конечно, никогда не надо так делать. О чем это я? Ну да, не хочет ли он стать… а он сказал, что надо попробовать, хотя и очень удивился, что так легко все в руки идет… так вот, он сказал, что надо попробовать, но сейчас никак не может, потому что улетает на Багамы, это его любимое место, ему нравится там отдыхать; но он напишет по электронной, как только вернется, и…

Вернулся. Вчера. Знаешь, мне нравится классный секс и поджарые мужчины сразу после островов; мне понравилась эта тихая музыка, только… я никак, никак не могу понять, зачем я пишу все это, и есть ли ты на самом деле?

Маленькая Эня выросла и сразу устала. Эня хочет знать, сколько она еще протянеттаким макаром… Эне наплевать. Эня знает, что нужно придумать…

…После той болезни и вынужденного подполья я где-то как-то «очистилась». Я шла через какое-то время по переходу Китай-города, глупо пялясь на витрины, где — духи, белье, книги, пиво и хлеб. И я увидела тогда этот компакт: там была изображена печальная красивая женщина, одетая черт знает во что; она кормила грудью маленького розового поросенка, свиненочка… Представляете, как меня тогда расквадратило, да? Маленького розового свиненочка!! Грудью! Я не зоофилка — просто во всем этом присутствовало что-то чертовски притягательное и жестокое — одновременно. И я подумала, не зная еще, кто такая Tori Amos — что на компакте с такой подачей просто не может быть ерунды. Я попросила бородатого мальчика с красными глазками поставить первую песню: это была «Jackie’s Strength», и я сломалась, купив эту женщину со свиненком — ему; это было так сентиментально… Он, уже на «Третьяковке», запорошенный снегом, совершенно обалдел: «Как ты догадалась? Я столько искал ее!»

…Снег таял на шарфе. Мы договариваемся встретиться завтра в том же месте; и это «завтра» подступает медленно — лохматым непричесанным зверем, спрятавшим когти в обманки-подушечки — наверное, оно похоже на рысь, это «завтра».

У меня оказываются по случаю баксы; мы снова пьем пиво на «Третьяковке» и хотим в туалет, а еще — в тепло. Мы меняем баксы и едим гамбургеры. Мой, типа, возлюбленный внезапно расчувствовавшись, на выдохе с: «Подожди!» — убегает минут на семь, оправдываясь тем, что хочет, видите ли, сделать мне какой-то подарок. Я жду с нетерпением; я устала быть без него… так долго, целую жизнь.

— Девушка, почему вы — с ТАКИМИ глазами — ОДНА? — мужчинки тут же начинают волочиться за мной, растравляя мозаику души — риторическими.

(Действительно — почему?)

…Вскоре подбегает мой, типа, возлюбленный: «На! Это тебе понравится!»

У него в руках — кассеты с записями Alanis Morissette и Garbage; встреча становится почти трогательной — Старый Толмачевский переулок, ветер, снег… Мы идем куда-то, застревая в посыпанных солью гробиках-сугробиках, как дети. Москва обнимает нас всем своим естеством, всей своей зимней кожей на израненном теле, и я, шлепающая за чему-то радующимся человеком, знаю: этот город сейчас — мой и только мой, стараясь не проводить аналогий с личностями и не думать, не думать, не думать… Но, типа, возлюбленный весел и не дает загрузиться: