Колокол солнца (Клокочущая пустота, Гиганты - 2)
Шрифт:
Полжизни радостно отдать!
Хочу сраженным быть не сталью,
А приоткрытою вуалью!
Мадлен подошла к сыну и, приподнявшись на носочки, поцеловала его в лоб над бровями, где начиналась у него переносица.
– Лучше о самом своем сокровенном ты и сказать бы не смог! произнесла она, вытирая передником слезы.
– Я знал, что вы поймете, - сказал Савиньон, снова целуя матери натруженную домашней работой руку.
– А как твоя комедия? Я все ждала, что ты нас пригласишь
– Увы! На первом же спектакле по наущению церковного начальства ее освистали.
– Освистали? Не может быть! Я ведь читала и так смеялась от души.
– Душа в театре не нужна, о ней печется церковь, усмотревшая в моей пьесе оскорбление ее уставов. Пастыри не позволили довести представление до конца. О новых спектаклях не могло быть и речи, так же как и об ожидаемых доходах.
– И Савиньон горько усмехнулся.
– Что же теперь?
– Я напишу новую пьесу. И так, чтобы зал и смеялся и рыдал!
– Я верю в тебя, но переоденься, не то отец...
Но переодеться Савиньон не успел.
Жозеф уже донес отцу о приходе брата, и господин Абель де Мовьер-де-Сирано-де-Бержерак, уже тучный и седой, с багровым лицом, словно вырубленным из красного песчаника, ворвался в комнату жены.
– Что это за проходимец?
– закричал он.
– Лохмотья? Посмел в них явиться сюда после драки, непутевый!
Савиньон, покорно склонив голову, подошел к отцу, чтобы поцеловать ему руку.
– Прочь, нечестивый!
– брезгливо отпрянул отец.
– Ты можешь вызвать только омерзение! Чего пришел? Бездельник! Тунеядец! Таверны, женщины, вино, дуэли! И вид бродяги! О подвигах беспутных слышал, обливался слезами, которые от гнева высыхали у меня еще на глазах.
– Абель, я умоляю! Ведь это сын наш!
– Молчите, сударыня! Нас этим сыном наказал господь!
– Я старался, отец, не доставлять вам хлопот.
– А теперь решился. Не только камзол, но и совесть износилась?
– Как бы ни изодран камзол, но в нем я только что стоял перед его высокопреосвященством господином кардиналом Ришелье.
– Не лги!
– вскипел отец.
– Последние лакеи вытолкали бы тебя, спустили с лестницы дворца.
– Сам Ришелье предлагал мне остаться при нем поэтом.
– И ты отказался? Не смеши родителей и Жозефа, который, конечно, подслушивает у дверей.
– Да, отказался, ибо не хочу никому служить.
– Единственные слова правды, которые я слышу: "не хочу служить"! Не хочу зарабатывать деньги.
– Я не отказываюсь от службы, я не хотел лишь бить при этом поклоны. Но когда кардинал предложил мне вступить в полк, я согласился.
– Опять вранье? Сам кардинал!.. Ха-ха! Да как
– Решение его высокопреосвященства и привело меня к вам, почтенный мой отец. Я в самом деле зачислен в роту гасконских гвардейцев.
– К капитану де Карбону? Не верю!
– Тогда, пожалуйста, взгляните на этот документ. Быть может, глаза нотариуса не откажут вам?
И Савиньон вынул из кармана рваного камзола заветную записку кардинала.
– Жозеф! Очки!
– крикнул господин Абель.
Жозеф тихо открыл дверь, за которой он действительно стоял, и передал отцу очки в железной оправе. Тот напялил их на нос.
– Что вижу!
– вне себя от изумления воскликнул господин Абель.
– Сам Ришелье, письмо к папе, какой-то Кампанелла! Рука самого кардинала, сомнений нет! Но как это поручение досталось тебе?
– Быть может, кардинал объяснит это вам при личной встрече.
– При личной встрече? И ты можешь устроить это мне? О боже! Неужели обо мне могут вспомнить только из-за этого бретера, моего сына?
– Вы сами же спросили, могу ли я устроить вам встречу с кардиналом.
– Жозеф! Ты слышишь, он вхож туда!.. О боже!
– Я вхож, как видите, но теперь лишь как гвардеец роты капитана де Карбон-де-Костель-Жалу.
– Но ведь это же конь, мундир, вооружение! Не меньше тысячи ливров!..
– Но иначе мне не выполнить поручение кардинала, а следовательно, не явиться снова к нему, как вы в том заинтересованы.
– Это уже совсем другое дело! Но ты разоряешь меня! Я вынужден буду затронуть основной капитал, уменьшить ренту.
– Я возмещу затраты, как только театр заплатит мне за принятую пьесу.
– Ее освистали и денег не заплатят, - тихо вставил Жозеф.
– Снимай скорей эти лохмотья, они мне выворачивают душу. Но подпись кардинала! Лишь она заставит меня помочь тебе для вступления на военную службу. По крайней мере, все-таки будешь служить. Но кому? Кардиналу или королю?
– Франции!
– Отец, неужели вы решитесь разорить нас всех?
– спросил Жозеф.
– Молчи!
– прервал отец.
– Не понимаешь, чего стоит эта подпись!
Так королевскому писцу господину Абелю де Сирано-де-Мовьер-де-Бержераку пришлось согласиться на трату части основного капитала, кстати сказать, полученного им в приданое за женой.
Савиньон почувствовал, что он выиграл сражение, попробовал было "развить наступление" и оговорить интересы сестренки, но, услышав лишь первые слова Савиньона, господин Абель сердито замахал руками.
– Нет, нет! И слышать не хочу. Ты - на войну, а эти двое, - он махнул рукой в сторону Жозефа, - в монастырь!