Колониальная Пехота
Шрифт:
Количество красных точек стремилось к нулю.
— Кроссроудс, говорит Хоук-1-1, цели уничтожены, свой в порядке, возвращаемся. Как поняли?
— Хоук-1-1, говорит Кроссроудс, принято, возвращайтесь.
Звено перестроилось в клин, покидая оставленное пепелище. Четыре реактивных штурмовика В-16 на высокой скорости ушли в разворот и отправились домой. По пути они встретили конвертоплан, который, нагрузившись десантом, отправлялся забирать своего.
Десантная машина приблизилась к площадке, на которой был убит Граббатц. Рядом с убитым серым великаном стоял курсант в грязной, чуть опалившейся униформе.
***
Из конвертоплана выскочила шестёрка колпехов в лёгких бронекостюмах. Расположившись по широкой дуге от входа, они распределили сектора обстрела и пропустили пару санитаров. Медики в камуфлированных комбинезонах, с белым наплечником, на котором красовался красный крест, подбежали ко мне и, причитая, подхватили под руки. Вдвоём они затащили меня внутрь и усадили на место в левом ряду сидений. Один из санитаров активировал диагностатор и начал осматривать меня, нажимая кнопки на левом наруче. Второй медленно стягивал с меня рваную, горелую куртку.
Последнее, что я увидел и услышал, была пара очередей из плазмеров и быстрое отступление колпехов внутрь. Трап поднялся, закрывая десантное отделение, и конвертоплан взмыл в воздух.
А потом я попросту отрубился, оставляя кошмары позади.
Глава 8: Серьёзный разговор
Я лежал в одиночной камере на территории оперативной базы «Алтис», ядра сети наблюдательных центров Колониальной Пехоты на территории планеты. Они были больше формальностью, чем необходимостью, и отнюдь не за красивые глаза их прозвали «лесопилками». Как можно догадаться, основные работы по вырубке агрессивной флоры велись именно тут. И статья небоевых потерь тоже.
Как человек, которого, что забавно, эвакуировали аж с помощью конвертоплана с десантом и командой медиков с оборудованием, оказался в камере под наблюдением? У меня складывалось несколько догадок даже относительно самого факта эвакуации, ибо у нас так не работают. Такое могли устроить как минимум для высшего офицерского состава, а я обычный болванчик из рядов пушечного мяса.
Слава Колониальному Союзу, медики провели мне полную диагностику и общее лечение. На ожоги был нанёсён гель, поражённые участки кожи покрыла искусственная, плюс сделаны необходимые перевязки. После этого медики, вспотевшие, с каменными лицами собрали оборудование и убрались в другой конец десантного отсека.
Последнее я узнал из вольного пересказа колпеха, который входил в группу прикрытия. Мы разошлись на взлётно-посадочной: колпехи удалились по своим делам, то есть, на сдачу оружия, устный доклад о задаче, письменную компоновку сухим языком, передачу вышестоящему лицу, чистку снаряжения, а потом, наконец, на заслуженный отдых. А я, под присмотром медицинского дрона, тихонько гудящего моторчиком, поковылял куда глаза глядят, ибо с устройством базы был не знаком.
Летающая машинка неожиданно перегородила мне дорогу и начала настойчиво зудеть. Спустя минуту она выдала тираду:
– Бззз, бззз, курсант Данлоп, приказано прибыть в штаб, бззз, следуйте за дроном, бззз. – на том и песня закончилась, а дрон развернулся на сто восемьдесят и полетел, подавая мне сигналы красным маячком. Мол, вот он я, переставляй палки в мою сторону.
Я,
Из башенного люка вылез мужик в шлеме с откинутым тактическим модулем. Оперевшись на башню, он начал сотрясать воздух кулаком и крикнул:
– Придурок, смотри куда прёшь! Идиот! – после чего забрался обратно.
Вздохнув, я побрёл дальше, потирая место, куда получил заряд от дрона. Мелкая скотина. Хотя на него злиться у меня особо смысла нет.
Мы подобрались к зданию, выстроенному «уголком», с полукруглой приёмной в центре. Просто, практично, и по своему красиво. Многоэтажная конструкция, выполненная в печально-серых тонах, предстала перед моими очами типичнейшим муравейником из возможных. Повсюду снуют люди, ещё активнее и кучнее, чем на плато.
Не прекращая жужжать и подавать сигналы красным маячком, вредный дрон повёл меня внутрь. Вяло переставляя ноги по лестнице, я надеялся, что моё возвращение домой будет тихим, мирным, и, желательно, с пивом.
Когда перед моим лицом открылась автоматическая дверь и я сделал шаг вперёд, мои надежды были разрушены с такой же жестокостью, с какой утюжили поселение гроамов.
Перед приёмной стойкой, скрестив руки на груди, стоял сотрудник Колониального Комиссариата Внутренних Дел. Я невольно сглотнул, а моё сердце вжалось в пятки и помахало белым флагом, мозг бил траурный набат, а жаба с хомяком затянули военный марш. Мысленно я послал их к чертям и пообещал лишить пенсии по выслуге лет.
Всем своим видом человек из ККВД вселял неприязнь. Его натянутая улыбка заставляла всё внутри непроизвольно сжиматься, он был гладко выбрит и коротко пострижен, что делало его похожим на яйцо, особенно если взять в расчёт бледную кожу. В его взгляде, который прожигал тебя полностью, не оставляя праха, читалось презрение, но при этом некая благосклонность, он мог внешне показаться взглядом усталого, но приветливого человека, но стоит рассмотреть его глубже, то становится тяжко. Это взгляд коршуна. Охотника. Не знающего жалости. Он вызывает дрожь.
Он слегка вальяжно освободил руки, мягко оттолкнулся от стойки, и, сфокусировав свой взгляд на мне, пошёл в мою сторону. Его шаги были бесшумными, и, не будь здесь снующих офицеров и адъютантов, я бы и не подумал, что он вообще касается пола. Улыбка колкома на секунду расширилась, и его клыки сверкнули ослепительной белизной.
Его движения были выверенными и точными. Атмосфера всё больше сгущалась, что заметили и другие люди в холле. Они бросали косые взгляды, но, лишь мельком замечая нашивки на рукавах униформы этого человека, прятали глаза и ускоряли шаг, стараясь быстрее отсюда уйти. Была бы моя воля, я бы тоже свалил, но что-то будто прибило мои ноги к полу, и мне оставалось только дожидаться неизбежного.