Колыбель твоих оков
Шрифт:
Я просыпаюсь от боли в правой руке. Те же самые голубые глаза, которые я видела всего секунду назад, смотрят на меня с беспокойством. В них нет и следа свирепости. Его крепкие руки сжимают мои плечи не очень сильно, но боль после травмы еще дает о себе знать. Я лежу на том же самом диване в холле, но за окном уже стемнело. Видимо, я спала очень долго.
Все еще не проснувшись окончательно, я озадаченно смотрю на Эммануэля.
— Ты кричала, я пытался тебя разбудить, — объясняет он свою крепкую хватку, при этом не отпуская меня. — Ты в порядке?
— Я… все хорошо, — я смотрю прямо в глаза преследователя
— Как видишь, — усмехается Эммануэль и наконец отпускает меня. Но внезапно передумывает и подхватывает меня на руки. — Легкая, как пушинка, — подмечает он и задорно улыбается. И это уже не в первый раз, когда я оказываюсь у него в руках.
Эммануэль с легкостью относит меня в мою спальню. Он бережно укладывает меня на кровать.
— Приятно вернуться домой и найти там спящего ангела. Было бы еще лучше, если бы ангелу снились только прекрасные сны, — Эммануэль смотрит на меня задумчиво, а затем выходит из комнаты. И сон ко мне сегодня больше не приходит.
Глава 21. Ловушка
Я проворочалась всю ночь, но так и не уснула. Вот что значит спать днем. Да еще и увидеть во сне Эммануэля. К чему был этот сон? Что мне хотело сказать мое подсознание? Что находиться рядом с ним опасно? Так в этом нет ничего нового. Все клеточки моего тела кричат мне, чтобы я бежала. Но правда в том, что даже если бы мне действительно угрожала опасность, я не уверена, что смогла бы держаться на расстоянии от Эммануэля. Возможно, я больна на всю голову, и Бетан вполне могла бы изучать мои навязчивые состояния. Я и сама осознаю их вполне отчетливо. Но я просто не могу держаться от него подальше, признаюсь я себе в собственном поражении.
Сейчас слишком рано, чтобы застать кого-нибудь на кухне, поэтому я решаюсь выйти из своей комнаты и покопаться в холодильнике в поисках съестного. Я надеваю шорты, ту же белую майку, в которой была вчера, и надеваю белые текстильные слипоны.
К моему удивлению, когда я подхожу к лестнице, ведущей вниз, я слышу голоса. Сомневаясь в том, что владелец особняка уже проснулся, и будучи вполне уверенной, что это, скорее всего, болтает прислуга, я спускаюсь вниз. Первым до моего слуха доносится зычный мужской голос. И хоть я не разбираю сказанных им слов, я понимаю, что он спорит с собеседником.
Я выхожу на открытую часть лестницы, с которой отлично просматривается гостиная со столовой, и вижу беседующих — они стоят посреди гостиной. Я понимаю, что голос принадлежит статному седовласому мужчине лет пятидесяти-шестидесяти. Он высокий и хорошо сложен, в молодости, несомненно, пользовался популярностью у противоположного пола. На незнакомце белая рубашка с коротким рукавом, бежевые брюки и мягкие, на очень тонкой подошве, туфли или мокасины цвета кофе с молоком. Он стоит широко расставив ноги, руки в карманах брюк. Мне бросается в глаза, насколько прямая у него осанка, как развернуты плечи.
Я слишком поздно понимаю, что незнакомый мне мужчина о чем-то спорит ни с кем иным, как с Эммануэлем. Мужчина замечает меня раньше, чем я успеваю отступить назад. Мне приходится продолжить спускаться по лестнице.
— И кто тут у нас такой живет? — проговаривает мужчина таким тоном, что мне хочется надеть паранджу. — Какая хорошенькая,
Как только я перевожу свой взгляд на Эммануэля, то понимаю, кого мне так напомнили глаза незнакомца. Я с любопытством разглядываю мужчину, но замечаю, как изменился в лице Эммануэль. Он чудом справляется с собой, чтобы не разорвать меня на куски — видимо, я появилась совсем не вовремя и прервала какой-то очень важный разговор. Сцепив зубы, Эммануэль сдерживает свои эмоции с видимым усилием и все-таки представляет меня седовласому мужчине:
— Это моя коллега по работе. Она ненадолго остановилась у меня.
Я вижу, как недобрая усмешка обнажает десны седовласого мужчины. Примечательно, что Эммануэль совсем не собирается представлять незнакомца мне. Не теряя времени, мужчина подходит ко мне сам.
— Фредерик Лорэн, к вашим услугам, — представляется он учтиво и протягивает мне свою руку ладонью вверх, и это вынуждает меня положить мою руку на его ладонь. Я замечаю, как у Эммануэля, наблюдающего за нами, двигаются желваки. — Какая радость для отца лицезреть, что у сына появляются друзья, да еще такие симпатичные, — смеется отец Эммануэля в голос, но улыбка совсем не затрагивает его глаз. — Где же ты прятал от меня такое сокровище? — на этот раз он обращается к сыну, и я, воспользовавшись возможностью, отдергиваю руку.
Я замечаю в его произношении легкий французский акцент, который почти уже незаметен, что вполне объяснятся тем, что Лорэн-старший провел большую часть жизни не на родине.
Эммануэль игнорирует вопрос отца. Его последующие слова адресованы только мне:
— Ты можешь идти в кухню. Нам с отцом нужно переговорить наедине, — в его голосе все еще чувствуется неподдельное напряжение. Не волнуйся, Эммануэль, все мы чувствуем себя беспомощными перед нашими родителями, хочу я мысленно приободрить его.
— Какая жалость, что нам так и не удалось пообщаться вдоволь. Я очень надеюсь, что нам еще представится возможность узнать друг друга получше, — доброжелательно произносит Лорэн-старший, обращаясь ко мне и всячески пренебрегая попытками Эммануэля свести нашу встречу на нет. Такое чувство, что в этой семье и отец, и сын в равной степени игнорируют потребности друг друга.
Договорив, Фредерик Лорэн без усилий стирает остатки неискренней улыбки со своих губ.
Пользуясь возможностью, я выскальзываю из цепких лап Лорэна-старшего и как можно скорее оказываюсь в кухне. Отец и сын теперь говорят чуть тише, тем не менее, я, естественно, отчетливо слышу продолжение разговора, невольным свидетелем которого я стала.
— Я тебя еще раз предупреждаю, отец. У нас с тобой уговор. Зачем ты сюда пришел?
— Ты меня предупреждаешь? Мальчишка! Мне достаточно пальцами щелкнуть, и где ты будешь? И куда денутся все твои научные перспективы, все твои женщины? Ты ничего не представляешь из себя без моего покровительства.
— Ты все сказал? А теперь убирайся из моего дома, — голос Эммануэля звучит спокойно, но как я уже знаю не понаслышке, его спокойствие — предвестник самой опасной бури. — И не приходи ко мне больше без предупреждения. Ты же не бессмертный. А, папа?