Колыбельная для брата (сборник)
Шрифт:
— Ну… просто.
— Странно… — отец сунул пальцы за подтяжки и попытался приподнять себя. — Раньше ты об этом не спрашивал. Позавидовал кому-то?
— Да просто так подумал. Можно было бы всем поехать путешествовать…
Отец заходил из угла в угол.
— В принципе это мысль. Я и сам как-то думал… Но видишь ли, машина — это деньги, а у нас всё как-то… на более важные вещи. И потом, с машиной столько хлопот: гараж, запчасти, техосмотры…
Он встал за спиной у Кирилла и смущённо произнёс:
— Тогда у нас вот таких вечеров,
— Мы бы в гараже вдвоём возились. Тоже хорошо, — тихо сказал Кирилл.
— Неужели это так важно? — спросил отец.
Чтобы он не расстроился совсем, Кирилл засмеялся:
— Да ты не думай, что я так уж о машине мечтаю. Я только вспомнил. Про тебя говорят, что ты важная фигура, а важной фигуре, по-моему, полагается иметь «Волгу».
— Ну, во-первых, у меня есть служебная. А во-вторых… кто это говорит?
— Ты не знаешь. Женщина одна… Да не о тебе и разговор-то был, а обо мне, — успокоил Кирилл. — Она сказала: «Отец — фигура, а сын — обормот».
— Ну, это другое дело, — с облегчением вздохнул отец. Но потом всё-таки спросил: — А собственно, почему ты обормот?
Кирилл вскочил со стула и крутнулся перед отцом на пятке.
— Наверно, из-за такого вида. Мама тоже говорит… Потому что босой всё время.
— Подумаешь, — сказал Пётр Евгеньевич. — Я в твоём возрасте тоже в башмаки не залезал. Босиком приятнее.
Кирилл был вполне согласен с отцом.
Сначала постоянно бегать босиком было трудновато, но потом понравилось. Кирилл теперь не только видел землю, но ещё как бы пробовал её на ощупь: шелковистую траву, нагретый песок у озера, прохладные лужицы на асфальте, которые оставила поливальная машина, горячие чугунные ступени на старинном мостике через овраг, бархатную пыль тропинок. Если даже закрыть глаза, всё равно будто всё это видишь.
А потом прибавилось ещё одно праздничное ощущение — ребристая твёрдость новеньких педалей. Отец подарил велосипед — авансом в честь ещё неблизкого дня рождения.
У Кирилла и раньше был велосипед — старенький, расхлябанный «подросток». Но он совсем рассыпался в прошлом году. А отец купил оранжевый складной «Скиф» — лёгонький, компактный, с мягким седлом и рулём, как у гоночного мотоцикла.
Кирилл тихонько замычал от восторга.
— Это пока вместо машины, — серьёзно сказал отец. — Сгодится на ближайшие годы?
Кирилл нежно сказал:
— Лошадка моя… Да он в тысячу раз лучше машины.
Глава 5
Велосипед, как хорошая лошадь, требует ухода. Например, лошади надо время от времени менять подковы, а велосипеду заклеивать камеры. Этой работой Кирилл и занялся, вернувшись из школы в тот злополучный день, когда случилась история с кошельком. Мама ушла, а Кирилл снял с велосипеда шины…
Антошка вёл себя благородно: тихо посапывал и смотрел свои младенческие сны. Но когда Кирилл поставил на место заднее колесо и подтянул конуса, Антошка, видимо, решил, что не стоит слишком
Кирилл мягко подскочил к деревянной кроватке, катнул её туда-сюда и замурлыкал песню про серого кота. Антошка ещё раз хныкнул нерешительно и опять засопел.
И в это время раздался длинный звонок.
Кирилл тихо помянул чёрта и прыгнул в переднюю. Распахнул дверь. На пороге стояла Женька Черепанова.
Она уже переоделась после школы и была теперь этакая принцесса в жёлтом мини-платьице, розовых гольфах и бантиках. Подумаешь, воздушное создание…
— Трезвонишь, как на пожаре, — злым шёпотом сказал Кирилл. — Ребёнок в доме.
— Ой, прости, пожалуйста, я забыла.
Кирилл молча пошёл в комнату. Женька двинулась за ним.
— Пыль с улицы можно бы и не таскать в комнату, — заметил Кирилл.
Черепанова стала торопливо расстегивать белые сандалетки. Потом осторожно, словно кошка на горячую железную крышу, ступила розовыми гольфами на колючую циновку из морской травы. Сразу видно, не ходила босиком девочка.
Проснувшийся Антошка не ревел, но и спать не собирался. Пускал пузыри и беззвучно улыбался с видом полностью счастливого человека. Женька на цыпочках подошла следом за Кириллом.
— Ой, какой хорошенький…
Хорошенький Антошка деловито распинал пелёнки и выдал крутую прозрачную струю. Женька неловко хихикнула.
— Салют наций, — сказал Кирилл. — В честь прибытия её высочества Евгении Черепановой с официальным визитом… Ну-ка подвинься, пелёнки буду менять.
— Может быть, тебе помочь? — нерешительно спросила она.
— Может быть, ты умеешь? — ехидно сказал Кирилл.
Он перетащил Антошку на тахту, убрал всё мокрое, взял из стопки на тумбочке сухие пелёнки. Антошка терпеливо переносил «переодевание».
— С чем пожаловала, мадемуазель Черепанова? — поинтересовался Кирилл. — Впрочем, ясно: донос на гетмана-злодея Петру Евгеньичу от Кочубея. То есть от Евицы-красавицы. «Товарищ Векшин, пожалуйте в школу, ваш сын ведёт себя безобразно…»
— С тобой, Кирилл, в самом деле что-то неладно, — гордо произнесла Черепанова.
— Переходный возраст. Мальчик превращается в юношу.
— В грубияна ты превращаешься…
— В грубияна — это что, — печально отозвался Кирилл. — Дело хуже. Воровать начал!
После этого Женька долго молчала. Кирилл перетащил Антошку в кроватку.
Женька наконец сказала:
— А ты… почему дома? Сам говорил, что на кухню пойдёшь.
— Ах какая неприятность! Мы думали, Кирилла нет, а родители на месте. Вот бы мы расписали им все его преступления!.. А мама возьми да скажи: «Посиди, Кирилл, с братиком, я сама схожу…» И всё ходит где-то, хо-одит… Женьку ждать она не стала-а… А наш папа на заво-оде. У него конец кварта-ала-а…
Последние, так удачно сложившиеся фразы Кирилл протянул на мотив песенки о мишке, у которого оторвали лапу. Дело в том, что Антошка проявил твёрдое намерение завопить.